Душа убийцы и другие рассказы

Этот человек мне, такому сейчас крепкому, такому спокойному, он мне противен, не страшен, но в меня вдруг вползает страх, непонятной природы, глубинный страх — видит Бог, не перед ним!

— Это твоя собачка? — говорю я, чтобы сказать что-нибудь, чтобы усыпить его бдительность.

— Какая собачка? Нет здесь собачек! Терпеть не могу я собачек! — орет он и пятится от меня.

Собачка между тем заливается возмутительно, транзистор грохочет, и куда подевалась моя защитница-женщина?

Однако отпускать его было нельзя. Я быстро вскочил, он кинулся прочь. Я догнал, грубо сбил его с ног. Он забарахтался, извиваясь на сухом белом песке. Собачка бросила брехать на транзистор, запрыгала вокруг нас, скуля и потявкивая от нетерпения вонзить во что-нибудь свои острые мелкие зубы. И тут он чуть было не вырвался, пополз от меня. Я навалился всей своей тяжестью, прижал своим телом к песку, схватил и вывернул руку. Он изогнулся, лицо его оказалось рядом с моим. И, глядя мне прямо в глаза, он закричал с неестественной страстью, будто бы спор шел на смерть, и орущий рот его оказался в сантиметрах от моего рта:

— Нет здесь собачек!

— Кто ж тогда лает? — хрипя, спрашивал я, едва удержавшись, чтобы не укусить его в рот.

— Это не собачка, с чего взял? Это — жена!

И тут он взвизгнул и затряс сильно ногой: я понял, что собачка вонзила в него свои зубки. Не давая опомниться, бодая лоб в лоб, я заорал в его пасть:

— Собачка! Собачка! Собачка!

А он, до этого тугой и живучий, он вдруг расслабился — точно расплылся. Я ослабил давление — он лежал подо мной кисель киселем. Вскочив, я замахнулся ногой на собачку. Если б попал, ох, и досталось бы ей! Но она отскочила, как ветром сдуло ее.

— Кто ты? — спросил его я.

Он не ответил. Лежал безучастно и вяло. Я понял, что больше не смогу и пальцем тронуть его.

— Ну что? — сказал из последних запасов упрямства. — Видишь: это собачка! Смотри, какая породистая, какая красивая. Как больно укусила тебя!

Он жалобно смотрел на меня и молчал. А мною овладело садистское чувство. Я больше не мог бить его, давить, хватать, но зацепить, подковырнуть его словом очень хотелось. И слова появлялись — я сам удивлялся: откуда? — такие они были меткие, безошибочные. Я наслаждался.

— Вспомни! говорил я ему. — Друзья провожали тебя в открытое плавание, кого взял ты с собой? Ну? Отвечай! Эту собачку! Паршивую, дрянную собачку!

Он дернулся, крутанул шеей, сплюнул и быстро облизнул языком губы. Ух, как противен!

— Ты сам пренебрег крепкой, спокойной женщиной, тебя прельстила порода! Красивое, бесполезное существо, которое разве и годится на что, так это — позабавить друзей!

Что говорил я? Не знаю. Слова мои били в цель!

Но тут вновь объявилась собачка, свернулась калачиком вокруг шеи его — между прочим, не переставая потявкивать! — а он зарылся в тщедушное тельце лицом!

Что-то мешает мне продолжать. Тяжелая капля падает на затылок, добирается через волосы до кожи. Я вздрагиваю. У меня вдруг резко, до боли сохнет в носу. Чувствуя преддверие шторма, я кричу ему:

— Говори! Говори, кто ты есть! Кто эта собачка?

Он бурно хохочет в ответ. Визгливо, как-то по-женски скалит серые зубы. Как так случилось — я не пойму, но это уже я лежу навзничь, и нету сил вырваться, потому что он жмет меня. Я гляжу в небо: невероятно, но тучи заволокли его, и птицы летят боязливым полетом, густыми ударами ветер их сносит, летят листья, бумага и всякий хлам. И неожиданно синим сполохом метнулась зловещая молния, бешено стеганули длинные струи, все вокруг охватило журчанием грязных ручьев.

— Поднимайся! — услышал я.

— Но ты меня держишь!

— Немедленно поднимайся! — громом вторили тучи этим словам, вспышки молний освещали искаженное злорадством лицо, в грохоте и блеске холодного, иссиня-белого света я перестал что-либо понимать.

— Пивосос! — Поток тяжелой воды ударил в лицо. Я задохнулся, чихнул и мигом очнулся.

Над самым ухом надрывался транзистор, с улицы через окно доносился заливистый лай, надо мной стояла жена с кувшином в руке.

— Пивосос! — визгливо говорила она. — На чистом диване, в костюме, в ботинках? И галстук не снял!

Неизжитый инстинкт мешает лежать, когда над тобою стоят. Но все во мне возмущается, забытая злобность охватывает меня, ах, как не хочется мне подниматься!

— Сын двойки таскает из шкоды, в туалете бачок прохудился, и денег нет на меховое пальто, а квартиры нам не видать, потому что надо искать ходы-выходы, а не дрыхнуть!

Неудобно признаться, но перед штормом у меня сохнет в носу, из глаз текут слезы, я чихаю, сморкаюсь, врачи говорят: аллергия.

— Значит, не собираешься полы циклевать? — Блестя настороженным глазом, жена наблюдает за мной.

Ослабив воротничок, который безжалостно тер, я взглянул за спину жены: на полке стояла модель непотопляемой яхты с впечатляюще алым килем — друзья подарили на свадьбу! «Непотопляемая» — с горечью прочитал я название.

— Весь дом заражен тараканами! — часто и шумно дыша, жена оскалила мелкие, острые зубы.