Два вампира (сборник)

И вот из этих вопросов, из этих бесконечных и вдумчивых бесед с мертвыми сформировался мой критерий отбора.

Во-первых, чтобы быть достойной небес и иметь у Бога хотя бы малейший шанс, душа должна понимать жизнь и смерть в самом простом их смысле.

Я нашел множество таких душ.

Далее, в этом понимании должна присутствовать высокая оценка красоты Божьего творения, гармонии мироздания, увиденной как бы оком Господним, картины природы, свитой из бесконечных, накладывающихся друг на друга циклов выживания и воспроизведения, эволюции и роста.

Многие души пришли к пониманию этого. Многие. Но многие, считавшие жизнь прекрасной, полагали смерть и печальной, и бесконечной, и ужасной и предпочли бы никогда не рождаться, буде им дан выбор!

Я не знал, что делать с такого рода убежденностью: ведь она имела широкое распространение. Зачем Он, кто бы Он ни был, сотворил нас, коли нам надлежит вечно пребывать здесь, вдали от мира, частицей которого мы никогда не станем, если только не пожелаем сойти вниз и снова испытать всю ту муку ради нескольких мгновений торжества, и который не оценим в следующий раз более, чем в предыдущий, ибо не сможем взять с собой наше знание при повторном рождении!

Действительно, придя к этой мысли, многие души переставали развиваться и изменяться. Они испытывали великую тревогу за живых и жалость к ним, но ведали только скорбь, а радость не могли себе даже вообразить. Они стремились обрести покой, и покой казался им тем идеальным состоянием, которого они желали достичь. Покой, нарушаемый порывами ответить на молитвы, было особенно трудно сохранить, но мне как ангелу это представлялось весьма привлекательным. И я долго, долго пребывал в обществе этих душ.

Теперь, если б я только мог поведать им, думал я, если б мог начать наставлять их, то, возможно, сумел бы заставить изменить свое мнение, подготовить их к встрече с небесами. Но в состоянии, в котором они пребывают, они еще не готовы, и я сомневаюсь, что они поверят моим словам.

А что, если они уже поверили и исполнены жажды небес, а Бог не допустит их?

Нет, мне следовало проявлять большую осторожность. Не годилось возвещать знание с вершины валуна, как я это делал в свое короткое пребывание на земле. Раз уж мне приходилось вмешиваться в эволюцию одного из этих мертвецов, должен быть твердый шанс, что эта душа последует за мной к Господнему Престолу.

Понимание жизни и смерти? Этого недостаточно. Примирение со смертью? Этого мало. Безразличие к жизни и смерти — наверняка это не то, что нужно. Легкое смятение и пассивность. Нет. Такого рода души теряли свою индивидуальность. Это в той же степени далеко от ангела, как падающий на землю дождь.

Наконец я достиг области, меньшей прочих и населенной лишь немногими душами. Я сейчас говорю относительно. Помни, что я — дьявол. Я провел немало времени на небесах и в аду. Если я говорю «немногими», то единственно для того, чтобы ты мог охватить разумом всю картину. Ради стройности изложения уточню: несколькими тысячами или больше. То есть я говорю о большем количестве, будь уверен.

— Слушаю тебя.

— Эти души совершенно покорили меня своей лучезарностью, спокойствием и знаниями, которые они восприняли и удержали. Прежде всего, почти каждая из них имела вполне человеческое обличье. То есть в невидимом мире они реализовали свою оригинальную или даже идеальную форму. Они походили на ангелов! Это были невидимые мужчины, женщины, дети, имеющие при себе вещи, дорогие для них в той жизни. Некоторые из душ были совершенно новыми, пронеся через смерть вдумчивость, любознательность и готовность к проникновению в тайну. Другие многое познали, будучи в преисподней и бодрствуя на протяжении столетий в страхе потерять свою индивидуальность, не важно, какие ужасы происходили вокруг. И все для меня были явно видимыми! И антропоморфными, хотя, разумеется, при этом прозрачными, как все души. Одни более прозрачными, другие — менее, но все они были различимыми для окружающих и себя.

Я бродил среди них, ожидая пренебрежительного к себе отношения, но вдруг понял, что они видят меня не таким, как прочие. Они видели по-другому абсолютно все. Они были более настроены на эфемерность невидимого мира, потому что целиком и полностью приняли его условия. Если я желаю быть таким, то пусть буду, думали они, с большой серьезностью судя о том, насколько мне удается быть тем высоким созданием с крыльями и длинными волосами, одетым в развевающиеся одежды. В первые же мгновения своего появления я ощущал окружающее меня счастье. Я чувствовал, что меня принимают. Я совершенно не испытывал сопротивления, а лишь дерзкую любознательность. Они понимали, что я не человеческая душа. Они это понимали, ибо достигли высоты, откуда могли это увидеть! Им открывалось многое о каждой прочей душе, на которую взирали. И многое им открывалось о лежащем внизу мире.