Два вампира (сборник)

— Вот так, пей медленно, медленно, пусть сердце перекачивает в тебя кровь, да-да, и мягче работай пальцами, чтобы не причинять лишних страданий,— ведь ему и без того не позавидуешь: что может быть хуже, чем знать, что вот-вот умрешь?

Мы вместе пошли по узкой набережной. Не было больше нужды опасаться падения в воду, и я с интересом наблюдал за текущим мимо потоком, берущим свое начало от моря и набиравшим скорость в многочисленных, заключенных в камень, соединенных между собой каналах. Мне захотелось потрогать мокрый зеленый мох на камнях.

На маленькой, пустой в этот поздний час площади мы остановились перед угловой дверью высокой каменной церкви. Все окна были затворены, все двери заперты. Вечерний звон давно пробил. Тишина.

— Еще раз, моя прелесть, чтобы ты набрался сил,— сказал Мастер. Он обнял меня, крепко прижал к себе, и смертоносные клыки вновь пронзили мою шею.

— Ты обманешь меня? Ты убьешь меня? — прошептал я, чувствуя собственную беспомощность, поскольку никакое сверхъестественное усилие не могло помочь мне вырваться из его хватки.

Он вытянул из меня столько крови, что я едва не потерял сознание, руки мои безвольно повисли, а ноги затряслись, как у марионетки. Я пытался оттолкнуть его — бесполезно. Кровь продолжала перетекать из меня, из всех моих тканей в его тело.

— Теперь давай, Амадео, забери ее обратно.

Я был так слаб, что чуть не свалился на землю, но в последний момент сумел ухватиться за плащ Мастера и буквально рухнул ему на грудь. Я подтянулся и обхватил его левой рукой за шею. Он отступил и выпрямился, чтобы усложнить мне задачу. Но я был слишком твердо намерен ответить на его вызов и доказать, что усвоил урок.

— Отлично, дорогой мой господин,— сказал я, вновь разрывая его кожу.— Я вас схватил и выпью из вас все, до последней капли, если вы не успеете увернуться.— И тут я понял, что у меня тоже появились крошечные клыки!

Он тихо рассмеялся, что только увеличило мое наслаждение — тот, чью кровь я пью, смеется под этими новыми клыками.

Я изо всех сил пытался вытянуть сердце из его груди. Я услышал, как он вскрикнул, а потом рассмеялся от изумления. Я тянул и тянул его кровь, торопливо глотая ее с резким, неприятным звуком.

— Ну же, дайте мне еще раз услышать ваш крик! — прошептал я, жадно высасывая кровь, расширяя разрез своими зубами, своими новыми, заострившимися, удлинившимися зубами, клыками, принадлежавшими мне, созданными для кровопролития.— Ну же, молите о милосердии, сударь!

Но он лишь мелодично смеялся в ответ.

Я пил его кровь глоток за глотком, радуясь, гордясь его беспомощным смехом, тем, что он упал на колени посреди площади, а я все не отпускал его, так что ему все же пришлось оттолкнуть меня.

— Я больше не могу! — объявил я. Я лег на спину, на камни. Вверху чернело стылое небо, усыпанное белыми горящими звездами. Я смотрел в него с восхитительным сознанием, что спокойно лежу на холодных голых камнях. Больше не придется волноваться ни о грязи, ни о сырости, ни об опасности болезни. Не придется беспокоиться о том, что могут подумать люди, выглянувшие в окно. Не придется думать о том, что час уже поздний. Смотрите на меня, звезды! Смотрите на меня, как я смотрю на вас

Безмолвные, сверкающие, крошечные глаза небес...

Я начал умирать. В желудке поднялась иссушающая боль, потом она двинулась к остальным внутренностям.

— Теперь тебя покинет все, что еще осталось от смертного мальчика,— сказал Мастер.— Не бойся.

— И больше не будет музыки? — прошептал я, перекатываясь на живот и обнимая обеими руками лежавшего рядом Мастера. Подложив локоть под голову, он привлек меня к себе.

— Спеть тебе колыбельную? — тихо спросил он.

Я отпрянул. Из меня потекла зловонная жидкость. В первый момент мне стало стыдно, но это ощущение постепенно прошло. Он поднял меня на руки, легко, как всегда, и уткнул лицом себе в шею. Нас захлестнул порыв ветра.

Потом я почувствовал холодную воду Адриатики и безошибочно определил, что лечу вниз, подхваченный морской волной. Море оказалось соленым, восхитительным и не представляло никакой опасности. Я несколько раз перевернулся и, обнаружив, что остался один, попытался найти точку опоры. Я находился в открытом море, недалеко от острова Лидо. Я оглянулся на главный остров и изумительно острыми глазами рассмотрел за огромным скоплением стоявших на якоре кораблей пылающие факелы герцогского дворца.

До меня донеслись звуки ночной портовой жизни, как будто я в темноте плавал между кораблями. Но порт был далеко.

Что за удивительная способность — слышать эти голоса, иметь возможность выделить один конкретный голос, разобрать, что он бормочет под утро, а потом настроить слух на другого человека и впитать другие слова.

Я какое-то время держался на поверхности моря и смотрел в небо, пока не ушла вся боль. Я чувствовал, что очистился, и не хотел оставаться один. Я перевернулся и без усилий поплыл к гавани. Оказываясь в непосредственной близости от какого-либо судна, я скрывался под водой.