Дважды первый

В самом забавном положении оказались французы: Пиккара наградили посмертно, а он, слава богу, жив! Но живого человека наградить надо было орденом другой степени… И Пиккар получает сразу второй орден «Почетного легиона» — золотой орден третьей степени с шейной лентой. Никто, кроме Пиккара, не становился столь быстро кавалером этого ордена.

С этой поры слава не покидала его. Третьего июня 1931 года Пиккара и Кипфера встречал праздничный Аугсбург. Он вернулся в город, из которого ушел в стратосферу. Эскадрилья из трех самолетов сопровождала Пиккара в тот же день вечером, во время его перелета в Цюрих. Двадцать тысяч человек, более полутысячи автомобилей встречали на аэродроме профессора. Кажется, никогда прежде человек науки не удостаивался такого приема…

Потом торжественный прием в Швейцарском аэроклубе. Попасть на него могли лишь немногие. Президент аэроклуба, некто полковник Месснер, выступая, сказал:

— Желаю вам, профессор, чтобы мировой рекорд высоты, поставленный вами, нс был побит в течение многих лет!

И тогда Пиккар произнес слова, которые остались жить и после него:

— Для меня будет большой радостью, если и другие стратонавты последуют моему примеру и поднимутся выше, чем удалось подняться мне. Целью моей являются вовсе не рекорды и тем более не удержание их за собой, а стремление открыть новые области для научных исследований и воздухоплавании.

Эти слова мог сказать только такой человек, как Пиккар.

Через несколько дней поезд везет отдохнувшего после полета и безмерно уставшего от бесконечных приемов Пиккара домой. Экспресс Цюрих — Брюссель на подъезде к столице Бельгии замедляет ход и останавливается. Пассажиры с недоумением выглядывают в окна, читают название маленькой станции: Ватермаль. Смотрят в расписание — нет, поезд здесь не должен стоять… Поезд трогается, и в купе к Пиккару втискивается все его шумное семейство в бесчисленных лентах, бантах и кружевах, и вместе с дочерьми и сыном его Марианна. Поезд остановился здесь для того только, чтобы соединить семейство Пиккаров, чтобы оно было в полном составе на встрече в Брюсселе.

Взволнованная Марианна потребовала у мужа дать слово, что он никогда больше не полетит в стратосферу. Пиккар обещает ей это…

И вот встреча… Профессор растроган… Он не ожидал такой популярности… Вся вокзальная площадь забита народом… Принц Леопольд встречает его… Студенты подхватили профессора на руки и вынесли его из вокзала на площадь… Он с трудом говорил…

О высоте, на которую поднялся Пиккар, как ни странно, долгое время велись дебаты. Барограф, снятый с гондолы, показал минимальное давление в 78 миллиметров ртутного столба — по расчетам, это равно высоте в 15 781 метр. Но был еще один, более точный прибор, и он отметил 76 миллиметров. А это уже 15 946 метров. И опять Пиккар столкнулся с бесстрастным параграфом: правила Международной авиационной федерации принимают только барограф. Так эти две цифры и пошли гулять вместе по газетным отчетам, а официально приняли все-таки высоту, которую отметил барограф. Пиккара, впрочем, это особенно не волновало. Ему было все равно — 200 метров выше или ниже, — он не считал нужным из-за этого спорить.

Многих удивило, что сам он чем дальше, тем чаще высказывал недовольство полетом. Он всерьез утверждал: «Этот полег не дал почти никаких результатов».

Ему возражали: «Но вы установили мировой рекорд высоты, профессор!» А он упрямился: «Мы не за этим летали». И даже как-то сказал: «Следует сознаться, что основная цель, которую мы преследовали, не была достигнута».

Что ж… Конечно, тот скоропалительный, преждевременный старт не позволил им провести измерения во время подъема. Но на высоте 15 километров они проделали все измерения. И на высоте 15 946 метров тоже. Ионизация оказалась здесь в два с половиной раза больше, чем на высоте 9 километров, где еще раньше проводили исследования. И он после своих измерений уже мог утверждать: «Космические лучи нельзя рассматривать как явление, сопровождающее обычный радиоактивный процесс». Другое дело, что сам он внутренне не был уверен в точности проделанных измерений просто потому, что не доверял до конца приборам, пострадавшим в гондоле от влажности.

Нет, кое-что они для науки все-таки сделали.

А что было дальше? Дальше — всемирная слава, успех. Можно наконец успокоиться, отдаться семье и спокойной работе, четко отмеренной стрелкой часов. Можно до конца дней пожинать лавры такого успеха… А он ощущает в себе беспокойство, что-то мешает ему удовлетвориться достигнутым. Марианна все чаще обеспокоенно глядит на него…

Он-то, впрочем, знает, в чем дело.

Пиккар пишет: «В последующие месяцы наш полет стали называть героическим благодаря тому, что мы достигли зафиксированной нами высоты. Несмотря на то, что заело веревку клапана, мы остались целы и невредимы, и это казалось почти чудом. Моему стратостату повезло — у меня не было соперников, по крайней мере, вначале. И тем не менее я все время был занят мыслями о продолжении предпринятых измерений, относящихся к космическим лучам. Я очень хочу совершить новый подъем».