Дважды первый

Аэродром стал удаляться, драпируясь серой мглой. Но стратостат шел в небо медленно — так медленно, что с земли казалось, будто он стоит на месте. Пиккар мог бы, сбросив достаточно балласта, ускорить свой подъем, но не хотел. Он так и задумал этот медленный подъем, чтобы не спеша проделать измерения. Потом аэростат уравновесился — застыл медленно и через несколько минут начал плавно опускаться.

«Ничего не поделаешь, придется выбросить балласт». Пиккар, повернув краны, отдал килограммов сорок дроби. И вновь стратостат плавно двинулся в дорогу.

Они закрыли люки на высоте полутора километров. Позже Пиккар напишет: «Мы не могли желать себе более благополучного полета. Он был настолько удачен, что казался почти обычным. Если бы мы не перелетели через Альпы, наш день был бы похож на дни обычной работы, которую мы проводили в Брюсселе, запершись в своей лаборатории». Что же, он сделал все, для того чтобы полет был успешным. Он предусмотрел все, что могло быть и даже, пожалуй, чего быть не могло. Для него не было мелочей во время подготовки полета. Слишком уж поучительным оказалось небо над Аугсбургом.

Приборы работали безукоризненно, и Козине буквально не отрывался от них. Пиккар прислушался к реле счетчика космических лучей, подумал: «Слышна каждая частица, принимаемая счетчиком. Очень похоже на шум дождя о цинковую крышу избушки в горах».

Внезапно он почувствовал себя очень усталым, даже разбитым. Видно, сказалась напряженная работа последних предстартовых дней. Да что дней… Весь-то год был таким… Он с:.дел, положив кисти рук на колени — почему-го собственные руки ему казались тяжелыми. Прямо перед ним согнутая спина Козинса — он тоже молчал, но Пиккар был уверен, что Макс чувствует себя хорошо. Это было видно по уверенным и четким его движениям.

Пиккар поднялся и повернулся к приборам. Он должен был наблюдать за барометром и вариометром, следить за работой кислородных приборов. Иногда он смотрел в иллюминатор, определяя место своего нахождения. Малейшее перемещение внутри гондолы заставляло ее легонько покачиваться, и всякий раз Козине, оборачивался с недовольным лицом — приборы, с которыми он работал, реагировали на это движение. Поэтому Пиккар старался не двигаться.

Иногда, глядя в иллюминатор, он испытывал пьянящую радость. Облаков над землей не было, и весь ландшафт просматривался ясно и четко, как на хорошо знакомой рельефной карте. Вот плавные изгибы голубой ленты Рейна… Чуть севернее — Констанцское озеро… А это озеро Тирано… Какой прекрасный темно-синий цвет… Во время прошлого полета — это стало понятно только сейчас — красота гор, увиденных с большой высоты, осталась для него нераскрытой. Зато теперь Пиккар наслаждался этим зрелищем, не в силах оторваться от стекла иллюминатора. Он узнавал горы — во многих из этих открывавшихся обнаженных ущелий он бродил не раз еще с отцом… Тогда ему так хотелось подняться и пролететь над их вершинами… И вот теперь все горы далеко под ним… Значит, сбывается то, что задумаешь, то, чего хочешь в жизни больше всего!

В гондоле делалось все холоднее. Снова, как в прошлый раз, стены покрылись инеем. Пиккар посмотрел на термометры. Верхний, установленный возле люка, показывал ноль. Нижний, стоящий возле самого пола, покрытого толстой ворсистой тканью, — минус двенадцать. Вот почему мерзнут ноги.

Неожиданно на сверкающей белой стене возникло небольшое алое пятно. Словно в этом месте гондола докрасна раскалилась… Пиккар не сразу понял, в чем дело. Потом, взглянув на иллюминатор, догадался: в отверстие ударил яркий солнечный луч. Солнце было удивительно сочного красного цвета. Потом оно быстро стало белеть… Но теплее от солнца не делалось, и Пиккар усомнился — правильно ли сделал, отказавшись от первоначального замысла и оставив гондолу снаружи белой. Нет, все-таки правильно: холод переносить значительно легче, чем изматывающую, расслабляющую жару…

Рука Пиккара, скользнув по карману, нащупала в нем что-то плоское, жесткое. Он достал шоколад и улыбнулся, вспомнив: это сынишка Жак перед отлетом дал ему на дорогу. Профессор разломил плитку и дал половину Козинсу. Тот от неожиданности всплеснул руками: «Какой приятный сюрприз! Молодец Жак! Знает, что в стратосфере пользуется особым спросом!»

«Жак молодец, — думал Пиккар, — хороший мальчик. Чем-то он похож на меня, когда я был таким. Интересно, какую он выберет дорогу, когда станет взрослым».

Шоколад они съели с большим удовольствием, потом налили из термоса горячего молока. Это было все, чем они перекусили во время полета. Впрочем, особенно им есть не хотелось, да и некогда было.