Дважды возрожденный

– Но почему?…

– Ты позволил ему отомстить за тот позор и унижение, которые он испытал на родине. Тогда возглавляемый ним клан был еще недостаточно силен, и не смог оказать полноценное сопротивление. Колдовство только начинало делать свои первые шаги в этом мире. Могущество, с которым тебе пришлось столкнуться, пришло к колдунам уже на другом срезе, заменившем родной. После поражения у реки Ория, они покинули свой мир, оставив более половины клана лежать на земле. В этой битве погибли сыновья Сешога. Он поклялся, что спустя время умоет свой мир кровью.

– Так вот откуда они взялись! – шепчу я сам себе. – Всего лишь беженцы. Жертвы религиозного фанатизма.

Наступает длительная пауза, в течении которой я пытаюсь совладать с бурлящими противоречиями, а мальчик с каким-то болезненным любопытством рассматривает меня.

Я совсем запутался в происходящем. Привыкнув всегда все делить на черное и белое, на добро и зло я оказываюсь не в состоянии адекватно оценить сложившуюся ситуацию. С одной стороны выходит, что колдуны гады редкостные и отправить их на тот свет является делом чести, а с другой… Если бы моих близких и друзей жгли на кострах, как бы я себя повел? Пытался бы решить все мирным способом? Взывал к совести палачей или беснующейся толпы религиозных фанатиков? Нет! Я бы мстил и лил кровь.

Я ненавижу фанатизм во всех его проявлениях, а тем более в сеянии смерти среди отличных от серого большинства.

– Но какую пользу он получил, ложью направив меня в этот мир? И о какой моей помощи в мести ты говоришь?

Мальчик закинул ногу за ногу так, как будто он лежит в глубоком кресле. Дослушав мой вопрос, он забавно наморщил нос, как бы выражая соболезнования по поводу тупости собеседника.

– Ты и есть его месть, – грустно улыбнулся он. – С твоей помощью он успешно уничтожил свой мир.

– Как уничтожил? – по спине пробежал холодок. Не могу сказать, что к этому миру я использую симпатии… В силу сложившихся обстоятельств скорее наоборот. Но гибель целого мира вряд ли оставит равнодушным кого угодно. – Ведь до последнего момента… Моего последнего момента все было нормально.

– Все произошло в момент твоей смерти. Информационный вирус, спрятанный в глубине твоего сознания колдуном, вырвался на свободу в тот миг, когда топор рассек шею. В течение нескольких минут он покрыл весь срез передаваясь от разума к разуму. Вирус несет в себе единственный компонент – ненависть к окружающим. Сейчас там творится чудовищная резня. Отец на сына, брат на брата. Весь срез ослеплен животной ненавистью и жаждой разрушения. Думаю, что в течении десятка дней мир опустеет… станет большой могилой для колдуноненавистников.

– Но почему я? – шепчу, с ужасом представив этот пир смерти.

– Любое другое разумное существо, кроме тебя, не смогло бы перенести вирус из среза в срез. Оно бы погибло в середине пути, или отправилось в никуда, так и не достигнув цели. Особенностью вируса является то, что он срабатывает в момент смерти носителя… Так что ты был единственным кандидатом на роль неосознанного камикадзе. И ты с успехом выполнил поставленную задачу.

– Но что во мне такого особенного? – спрашиваю, уже зная ответ.

– Ты был возрожден. Ты уже не такой как все.

Тяжелый груз миллионов человеческих жизней бетонной плитой обрушился мне на плечи.

Я убийца целого мира! Пусть не сознательный, но от этого никому не легче, в том числе и мне.

Перед глазами поплыли страшные картины происходящего нарисованные разыгравшимся воображением: война планетного масштаба; каждый против всех; отец на сына; брат на брата;

Мир, плавающий в крови.

– Это можно как-то исправить? Остановить? – сгоряча пытаюсь сделать шаг к сидящему с безмятежным лицом мальчику, но вязкая темнота останавливает меня. – Их можно спасти? – В моем голосе смешиваются мольба и надежда.

– Увы, – мальчик идиотски так не кстати улыбнулся. – С каждой минутой их становится все меньше и меньше. Процесс необратим.

Я обхватываю голову руками и пытаюсь сесть.

Темнота мягко спружинила, принимая требую форму подомной.

– Что же я наделал?!!

– Ты был всего лишь оружием в чужих руках, – успокоительно звучит голос лакта. – Ты не несешь ответственности за произошедшее.

– Где-то я уже это слышал, – проснулся во мне сарказм. – Сперва десяток мертвых колдунов, теперь вот миллионы. Но в первом случае я хоть сражался, а тут как папуас. Сказали нажать красную кнопочку, я и нажал, не зная, что это уничтожит мир. Играем дальше? – собственный дерзкий голос вызывает неприязнь.– Все время я оказываюсь игрушкой в чужих руках. Надоело! – Я от злости ударил сжатым кулаком по колену.

– Не ты один. Мы все чаще бываем послушными фигурами на шахматной доске, чем игроками. Даже мы.

– Почему ты говоришь о себе в множественном числе. Ты ведь единственный выживший лакт. – поднял я глаза на мальчика.