Две Москвы. Метафизика столицы

«…Здравствуй, мой давний бред, —Башни стрельчатой рост!Кружевом, камень, будьИ паутиной стань,Неба пустую грудьТонкой иглою рань!»

– Мандельштам полагал готику преодолением пустоты неба. Небо и небыль одного корня. Коломенское Вознесение, вслед Вознесению Господню, преображает небо, которое теперь роднее небывалому, то есть чудесному.

В малых храмовых пространствах кремлевского Ивановского и коломенского Вознесенского столпов Василий III оставался в одиночестве или в кругу семьи и приближенных. Он мог уединяться и на внешней галерее, за алтарной гранью храма, где установлен обращенный к дальним панорамам царский трон. Василию было о чем подумать, о чем молиться: в кремлевском и коломенском столпотворениях правда царства прошла испытание истиной веры.

Иерусалим

Высокий символизм коломенского храма – не море из песка. История, переживаемая в замысле и воплощении столпа, священна. А Священная история – быль былью. Небывалое, ставшее быть. В символическом сознании «древнего времени России» Вознесение имело место на крутизне Коломенского, как на Елеоне.

Неизвестный художник. Вид Коломенского. Последняя треть XVIII века.

Слева, за Голосовым оврагом, – церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове.

В центре – Водовзводная (Соколиная) башня, Георгиевская церковь-колокольня и церковь Вознесения.

Справа – дворец Екатерины II

Что Кремль, по символическому смыслу знаменитых Шествий на осляти, сто лет, от появления на Красной площади Покровского собора, отождествлялся с загородным Елеоном, – удостоверяешься в Коломенском, где сцена центра города модельно воплощается без отставания во времени.

Церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове. Старое фото

Где церковь Вознесения связью с Ивановским столпом относит Кремль на Елеон.

Где Государев двор, как Кремль, оказывается оградой загорода против храма-города – Дьяковской церкви.

Где эта церковь, парная Покровскому собору, парна Иерусалиму огражденному.

Где Голосов ручей сополагается с Кедроном, а овраг ручья – с Иосафатовой долиной, урочищем восстания из мертвых в конце времен.

А.А. Мартынов. Церковь Вознесения Господня в селе Коломенском.

Середина XIX века.

Слева Водовзводная (Соколиная) башня

И где ворота Водовзводной (Соколиной) башни Государева двора, ведущие в Дьяково, сличаются со Спасскими воротами Кремля. Став на дворцовой стороне оврага, башня XVII века отвечает современному ей развороту Шествий на осляти, сделавшему Спасские ворота снова Золотыми. Воротами Входа Господня в огражденный Иерусалим Кремля.

Коломенское торжествует о конце истории, расставив на оси: холм с лестницей Пришествия, ворота Входа и, через долину воскресения из мертвых, – храм-город на холме.

Часть VI

Вавилон

Горизонталь

Теперь, с небесной высоты Коломенского, с высоты его задачи, темы и решения, творение соседнего Царицына смотрится вавилонской тщетой, знаком порчи царства и обожения собственных имен.

По слову «Вавилон» бывает вызван образ башни; но Вавилон есть невозможность башни, вертикали. Вот почему в Царицыне не появилась часозвоня. В Царицыне есть небо – темы неба нет. Вращательность баженовских строений – мечта о башне, заемная в Коломенском.

Царицыну дозволена горизонтальность, и Баженов, а за ним и Казаков, с его умением работать под диктовку места, в итоге честно растянули Большой дворец в длину. Можно назвать его лежачей башней. Башни лежачего дворца противятся достройке.

Фатальный труд Царицына словно кодирован ошибкой посвящения. Вот где наделали кирпич, чтоб сделать себе имя. В Коломенском кирпич пресуществился в камень, а в Царицыне остался кирпичом. Огненной кладкой с белым швом.

Нет, не Баженов вызвал тему Вавилона в Царицыно; он только послужил ей, выросшей из императорского вызова и противостояния Коломенскому.

С той же темой архитектор приходил в Коломенское: разбирать крутящееся чудо деревянного дворца.

В Коломенском, однако, вертикаль настолько властна, что и разобранный дворец вновь проступает в воздухе и на картинах пейзажистов, а горизонтальные дворцы исчезли.