Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

Однако не следует думать, что так бывает всегда. Порой случаются жестокие разочарования. В таких слу­чаях обманутый муж просто-напросто отсылает супругу обратно к ее родителям, вручив ей второй выкуп, такого же размера, как и первый. Он сохраняет за собой это право даже в том случае, если его разочарование — чисто моральное и когда, прожив какое-то время вместе, супруги замечают, что они не могут сойтись характерами. Став свободными после такого развода по взаимному согласию, они уже на следующий день вправе вступить во второй, третий или четвертый брак.

Господин Амон сообщил нам эти подробности, ведя нас осматривать мечеть Абу-Мандур, стоящую вне стен Розетты, на берегу Нила. Это чисто восточное сооруже­ние, расположенное посреди очаровательной местности, стоит на уступе, вдающемся в реку, так что между осно­ванием мечети и другим берегом, где среди рисовых полей рассеяны небольшие домики, остается лишь узкое водное пространство. Над белыми зубчатыми стенами мечети высится купол в форме перевернутого сердца, увенчанный полумесяцем; возле одного из углов галерей с резными, словно кружево, парапетами высится необы­чайно изящный минарет, тогда как противоположная часть здания словно опирается на огромную груду песка, в виде холма лежащую на склоне горы; вокруг мечети устремляется ввысь целая роща пальм, несколько из которых пробили насквозь плоскую темную крону рас­кидистой смоковницы, будто увенчивая ее султанами.

Истинные правоверные утверждают, что это святой дервиш Абу-Мандур держит на своих плечах горы песка, которые, кажется, готовы поглотить мечеть и засыпать русло Нила.

Любопытное для европейцев зрелище ожидало нас по возвращении в Розетту: на ступенях мечети, в ее тени, в ленивой позе лежал совершенно нагой сантон; в таком наряде и в таком положении, которые были ему явно привычны, он ждал, когда живущие по соседству набож­ные женщины принесут ему пропитание; внезапно, отли­чив среди своих кормилиц одну, которая ему пригляну­лась, он немедленно почтил ее своими ласками, а она сочла для себя за честь их принять. Такое странное зре­лище никого не покоробило, и нам рассказывали как о проявлении совершенно излишней щепетильности, когда за несколько дней до этого какой-то почтенный мусуль­манин набросил свой плащ на пару, весьма походившую на ту, какую составляли киник Кратет и его жена Гиппар- хия.

И г-н Кан, и г-н Амон предложили нам приют, но из опасения стеснить их мы отказались от полученных при­глашений и решили обосноваться в старинном мона­стыре капуцинов — просторном обветшалом здании, где остался всего один монах этого ордена — живой обломок среди руин прошлого. Несчастный старик, подобно вои­нам Одиссея, отведал плодов лотоса, дающих забвение: вот уже двадцать лет ни одна весточка из мира, забыв­шего о его существовании, не доносилась до него, и он отвечал Европе безразличием на безразличие. Своим раз­меренным образом жизни и своими просторными одеж­дами, скроенными на восточный лад, он заслужил уваже­ние арабов; тому же, я забыл упомянуть, в немалой степени способствовала и его борода.

Мы отправились провести вечер у одного из друзей г-на Амона — почтенного турка, пожертвовавшего самой известной заповедью Корана из-за своего пристрастия к вину. Покои, где он принимал нас, отличались просто­той, как и почти все гостиные на Востоке: в соответствии со здешними правилами меблировки, вдоль стен ком­наты тянулся огромный диван, а в центре ее находился прелестный беломраморный фонтан, струи которого падали в чашу восьмиугольной формы; вокруг этой чаши было с немалым вкусом расставлено несколько горшков с яркими редкостными цветами, усыпанными жемчуж­ными каплями, словно на них выпала утренняя роса, и придававшими огромному залу веселый и привлекатель­ный вид. Турок принял нас там в обществе своих друзей, рассадил среди них и предложил нам трубки и кофе. Полчаса спустя нам подали лимонад, приготовленный его женами; однако это не внесло оживления в беседу, протекавшую на редкость вяло, поскольку приходилось переводить и то, что мы говорили, и то, что нам отве­чали. Любой, самый остроумный диалог не выдержит подобного испытания: в итоге это умственное напряже­ние настолько утомило и собеседников, и переводчиков, что мы, не сговариваясь, встали и раскланялись. Турок же, следует отдать ему должное, не сделал ни единой попытки нас задержать.

На следующий день из Александрии приехали г-н Тей­лор, капитан Белланже и г-н Эйду, военный врач. Послед­ний прибыл не столько из любопытства, сколько из филантропических побуждений, вызвавших у нас огром­нейшее уважение к нему. Он был наслышан об ужаса­ющих повадках египетской офтальмии, и решил подвер­гнуть опасности собственные глаза, чтобы спасти наши.