С этого времени Мурад не знал более ни сна ни отдыха; его дикая натура воспламенилась, и он со всеми мамлюками, каких ему удалось в спешке собрать, двинулся навстречу пришельцам, о которых рассказывали столько всяких чудес; в то же самое время вниз по Нилу стала спускаться целая флотилия из джерм, барок и канонерских лодок; что же касается Ибрагима, то он остался в Каире и принялся бросать в тюрьмы французских торговцев и грабить их магазины.
В Рахмании Бонапарт узнал о том, что мамлюки движутся ему навстречу. Генерал Дезе, еще в Александрии поставленный во главе авангарда, писал 14 июля из деревни Минья-Саламе, что в трех льё от него маневрирует отряд из тысячи двухсот — тысячи четырехсот всадников, а утром возле аванпостов появились сто пятьдесят мамлюков. Бонапарт двинулся по тому самому пути, по какому теперь следовали мы, и, как Мурада, его сопровождала флотилия, которая поднималась вверх по течению реки и которую вел из Розетты командир морской дивизии Перре; это был самый трудный и опасный путь, но при этом и самый короткий: именно его и выбрал Бонапарт. Мурад, со своей стороны, сберег ему полпути по суше и по воде, выслав навстречу его армии свой авангард: передовые отряды Востока и Запада встретились лицом к лицу.
Удар был страшен: джермы, барки и лодки столкнулись нос к носу, борт к борту; мамлюки и французы сошлись, скрестив штыки и сабли. Войско Мурада, сверкавшее золотом, быстрое как ветер, губительное как пламя, атаковало наши каре, рубя ружейные стволы своими дамасскими саблями; затем, когда из этих каре, словно из вулкана, начал извергаться огонь, мамлюки развернулись цепью, напоминавшей ленту из стали, золота и шелка, и понеслись галопом, осматривая эти железные стены, из каждого фланга которых на них обрушивался смертоносный град; видя, что им не удастся пробить в них ни единой бреши, они в конце концов отступили, точно огромная стая испуганных птиц, оставив вокруг наших батальонов еще шевелящиеся завалы из покалеченных людей и лошадей; оказавшись на отдалении, мамлюки перестроились и предприняли новую попытку, ставшую столь же тщетной и гибельной, как и первая.
В середине дня мамлюки собрались снова и, вместо того чтобы идти на противника, двинулись в сторону пустыни и исчезли на горизонте в облаках песка: они несли Мураду весть о своем первом поражении.
Этот бой произошел в той самой части Нила, где мы встретились с мелководьем.
О поражении в Шубрахите Мурад узнал в Гизе. Итак, все оказалось правдой: неверные псы охотились за львом. В тот же день всюду — в Саид, Файюм, пустыню — были разосланы гонцы; беев, шейхов и мамлюков созывали на борьбу с общим врагом, и каждый был обязан взять с собой лошадь и оружие. Три дня спустя Мурад собрал вокруг себя шесть тысяч всадников.
Все это войско, примчавшееся на боевой клич, встало беспорядочным лагерем на берегу Нила, в виду Каира и пирамид, между деревней Эмбабе, где расположился его правый фланг, и Гизой, любимой резиденцией Мурада, где находился левый фланг. Что же касается Мурада, то он приказал установить свой шатер возле гигантской смоковницы, тень которой покрывала полсотни всадников. Именно в этой позиции, наведя некоторый порядок в рядах своего войска, он ждал французскую армию с таким же нетерпением, с каким она искала встречи с ним.
Ибрагим же собрал своих жен, свои сокровища и своих коней и был готов в любую минуту бежать в Верхний Египет.
Бонапарта, находившегося в это время в деревне Омдинар, известили, что мамлюки ждут его напротив Каира. Город должен был стать наградой победителю. И Бонапарт приказал готовиться к сражению.
На рассвете 23 июля Дезе, по-прежнему шедший в авангарде, заметил отряд из пятисот мамлюков, которые были посланы на разведку и тотчас отступили, оставаясь в поле зрения французов. В четыре часа утра Мурад услышал громкие крики: это армия Бонапарта приветствовала пирамиды.
В шесть часов утра обе армии уже стояли друг против друга.
Представьте себе поле битвы, то самое, какое Камбис, другой завоеватель, пришедший сюда с другого конца света, избрал для того, чтобы сокрушить египтян. С тех пор прошло две тысячи четыреста лет, но Нил и пирамиды по-прежнему находились там; однако от гранитного сфинкса, которому персы изуродовали лицо, осталась только его гигантская голова, выступавшая из песка. Колосс, о котором говорит Геродот, лежал поверженный. Исчез Мемфис, возник Каир. Все эти отчетливые воспоминания, всплывшие в памяти французских генералов, витали над головами солдат, словно те неведомые птицы, что некогда пролетали над полями сражений и предвещали победу.
Местность представляла собой обширную песчаную равнину, словно созданную для кавалерийских маневров. Посредине ее находилось селение Бекир, а границей ее служил небольшой ручей неподалеку от Гизы; Мурад и вся его кавалерия стояли спиной к Нилу, имея у себя в тылу Каир.