Две стороны луны

— Конечно, она к тебе прислушивается, но на этот раз ничего бы не изменилось.

— Что, Эден никогда не вернется? — спросила Мэллори. — Пожалуйста, не говори так!

— Не вернется до тех пор, пока ее место не займет другая шаманка, — сказал Купер. — В легендах говорится, что некоторые шаманки выходили замуж за мужчин. В полнолуние они на несколько дней превращались в людей, но все это всего лишь легенды.

— Но так же нечестно! — хватая Купера за руку, воскликнула Мэллори.

— Да, нечестно, и сестре, в сущности, не дали возможности выбирать, — хриплым голосом произнес тот. — Она ни за что не причинила бы тебе или Джеймсу вред.

Джеймс все еще стоял на коленях в снегу, обхватив голову руками.

Мэллори прижалась к Куперу.

— Эден выживет? — тоскливо спросила она. — Как она сможет жить одна? Я ее когда-нибудь еще увижу? Эден сможет когда-нибудь стать собой?

— Я знаю, что она будет жить. Такова магия! А вот увидим ли мы ее снова, не знаю.

— Не могу смириться с тем, что она теперь одна и какой-нибудь дурак может ее застрелить.

— И мне тяжело на сердце. Теперь, когда Эден знает, что это навсегда, она где-нибудь спрячется. Знаю, ты на меня сердишься, но это вполне понятно. Тебе надо кого-то винить в случившемся. Не я придумал магию. Не я создал этот мир.

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Тебя не обвиняю, но вот твои родители, тети, дяди, бабушка… Все вы знали, к чему идет. Вы просто-напросто ею пожертвовали! Я бы ни за что не позволила такой беде случиться с Мередит. Ты обязан был ее остановить.

Купер отстранился. Мэллори подошла к Джеймсу и склонилась, желая помочь ему подняться с колен.

— Мне надо уйти или стóит остаться здесь, подождать, вдруг она вернется? — спросил молодой человек.

— Она не вернется, Джеймс.

— Я не понимаю.

— Если бы за каждую непонятку, которая встречается в жизни, мне давали десять центов, я уже накопила бы достаточно, чтобы отсюда уехать. Со временем так и будет. Я уеду и никогда больше не увижу этого скучного, маленького городка.

— Она спасла мне жизнь. Эден меня спасла.

— Она и мне спасла жизнь, мне и моей сестре. По крайней мере, однажды. Возможно, были и другие случаи, но мы об этом не знаем. Почему я позволила ей уйти? Я представляю, как сейчас ужасно у тебя на душе, но Эден была частью и моей жизни…

— Я не понимаю о чем ты, Мэллори, но я тебе сочувствую.

— Я не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки. Я ни в чем тебя не виню, но то, что случилось, без тебя вообще не произошло бы. Ты должен знать, что Эден ушла потому, что тебя она любит больше, чем себя. Ты ведь это понимаешь? Если бы она следовала традиции, то сейчас ты бы лежал здесь… мертвым, а Эден стояла бы рядом в своем человеческом обличье. До начала футбольного сезона осталось пару недель, а до бала выпускников — всего-то месяц… — Она прикрыла лицо руками. — О-о-о, Эден! Как же мне все исправить? Ничего уже не будет по-прежнему.

Мэлли, не в силах что-то изменить, присела на бревно и оттуда наблюдала за тем, как Купер помогает Джеймсу сворачивать лагерь. Потом она сложила большой красный спальный мешок, который до сих пор хранил жасминовый запах Эден, и обняла его на прощание.

— Пожалуйста, Джеймс, отвези меня домой. Твоя машина ведь где-то поблизости?

— Хорошо, отвезу.

— Поедем со мной, Мэллори, — предложил Купер.

— Я не могу, — сказала она, — не сейчас.

У Купера на глаза навернулись слезы. Коснувшись его руки, Мэллори развернулась и направилась в сторону дома. По дороге она увидела лежащие в снегу белые мокасины Эден. Мэллори подняла их и прижала к груди. «Быть может, тебе придется прожить так долго, что ты сносишь тысячу пар мокасин». Рюкзак с большим вкусом сшитыми открытыми платьями без рукавов и туфлями с открытым носком Мэлли оставила там, где Эден его бросила. Она проводила взглядом удаляющуюся фигуру Купера. Внутри нее, там, где прежде теплым весенним ключом била любовь, теперь царили холод и гробовая тишина. Она ничего не слышала, кроме скрипа снега и учащенного дыхания Джеймса. Холодный ветер обдувал щеки, когда они, оставив позади светящиеся теплом окна фермы Кардиналов, брели по разбитой дороге к автомобилю.

Так и не сказав ни слова, Джеймс отвез Мэллори в город и остановил машину напротив ее дома.

— Это все случилось с нами на самом деле? — спросил он.

Мэлли тяжело вздохнула.

— Да, Джеймс.

— Ее родителям скажут?

— Для них Эден все равно что мертва… потеряна навсегда…

— Для меня, пожалуй, тоже, — сказал Джеймс.

Он помог Мэллори выбраться из машины, потом подал ее лыжи и мокасины Эден. Повинуясь минутному порыву, Мэлли вернула Джеймсу мягкие белые мокасины подруги.

— Она сделала их своими руками, Джеймс. Ей тогда было всего лишь четырнадцать лет. Мне они нравятся, но мне кажется, что Эден хотелось бы, чтобы я отдала их тебе.

Джеймс принял мокасины из ее рук так, словно брал младенца.

— Спасибо, Мэллори.

— Всего хорошего, Джеймс. Прощай.

— Всего хорошего, Мэллори. Она… она столько мне рассказала о себе, а самое главное утаила.

— Нет, самое главное она тебе сказала.