Две тысячи лет истории Англии

Имена героев сонетного цикла объясняли читателям многое. Дама сонетов фигурировала под небесным именем Стелла, что по-латыни означает «звезда». От читателей не укрылась и прозрачная этимология вымышленного имени «Астрофил» – «влюбленный в звезду». Кроме того, возникала и иная ассоциация. В «Аркадии» фигурировал Филисид – литературный двойник автора, имя которого было образовано стяжением имени Филипа Сидни и ассоциировалось с греческим philos и латинским sidus (sideris) – «звезда». «Астрофил» оказывается своеобразным переводом имени этого героя: astron означает по-гречески «звезда». Таким образом, напрашивался вывод о тождестве Сидни и Астрофила. Следуя этому предположению, легко было представить, что история неразделенной любви героя является лирическим дневником Сидни, а имя суровой, но прекрасной возлюбленной героя подсказывали сами сонеты, в которых обыгрывалась фамилия Рич.

Леди Рич, Пенелопа Деверо, дочь графа Эссекса, некоторое время рассматривалась как потенциальная невеста Сидни, и версия об автобиографизме сонетов, казалось бы, не вызывала сомнений. Так продолжалось вплоть до конца XIX столетия: этот сонетный цикл воспринимался как лирический дневник поэта, в Сидни видели английского Петрарку, пожелавшего излить в стихах переживания по поводу своей безответной любви к Пенелопе Деверо. Вероятно, сонеты были созданы после того, как возлюбленная Сидни вышла замуж за лорда Рича. Между тем высказывалось мнение о том, что до этого Сидни не слишком интересовался прекрасной Пенелопой. Таким образом, исходя из наличия автобиографической основы цикла, нельзя исключать того, что отразившиеся в нем переживания Сидни были по преимуществу связаны с тем, что ему предпочли другого.

На короткий миг Сидни забывает о своей уравновешенности, и его сонеты дышат страстью. Однако буря чувств, поднявшаяся в душе Сидни, быстро улеглась: поскольку леди Рич не сочла возможным ответить на его любовь, в 1583 г. он женился на Фрэнсис Уолсингем, дочери государственного секретаря Елизаветы I, и, судя по всему, их брак оказался счастливым, хотя и коротким.

Присущая Сидни цельность натуры едва ли допускает возможность столь легкого переключения чувств с одного предмета на другой. Поэтому не приходится удивляться, что на рубеже XIX–XX веков возникла иная концепция цикла «Астрофил и Стелла», ставящая под сомнение подлинность описываемых в нем переживаний. Следуя логике ее сторонников, Сидни – создатель «Аркадии» – решил поиграть в «Астрофиле и Стелле» в любовь. Основательность концепции игрового начала в сонетном цикле подтверждается фактами биографии Сидни. Нет сомнений в том, что образ Астрофила – это литературное инобытие автора, продолжение образа Филисида. Мы вправе усматривать в сонетах автобиографические мотивы, однако прямое отождествление автора и героя было бы ошибкой.

Одной из задач, продиктованных Сидни любовью к родной стране, была реформа английской словесности, которая позволила бы поставить национальную литературу в один ряд с литературами ведущих стран Европы, и прежде всего Франции и Италии. Этим объясняется откровенно экспериментальный характер его творчества в целом.

Опала, которой подвергся Сидни, была недолгой. Уже в октябре 1580 г. ему было разрешено вернуться ко двору, где для него вновь потекли дни, наполненные никчемной церемониальной суетой. Когда в Англию прибыл герцог Анжуйский, надеявшийся во время личного визита решить, наконец, вопрос о браке с Елизаветой I, при дворе был устроен пышный театрализованный рыцарский турнир. По предусмотренному заранее сценарию Сидни вместе с тремя другими молодыми придворными исполняли роли приемных детей Страсти, пославших вызов защитникам Крепости Совершенной Красоты. Понятно, что «инициаторы» турнира должны были потерпеть позорное поражение, и едва ли настроение Сидни заметно улучшилось от необходимости публично признать превосходство противников. Даже четыре с лишним века спустя в распределении ролей на этом потешном турнире чувствуется тайный умысел унизить того, кто, забывшись, посмел давать непрошеные советы самой королеве.