Две жизни Лидии Бёрд

Амбар купается в медово-золотом полуденном свете, его огромные двери распахиваются, открывая внутреннее великолепие, когда мы идем к ним. Все выглядит в миллион раз лучше, чем на страницах свадебных глянцевых журналов. Здесь все просто, по-деревенски и романтично, заполнено цветами и мягким светом свечей, стоящих в глубоких оконных нишах. Я чую запах жимолости и сосновых иголок, слышу незнакомую мелодию, и мое сердце готово выскочить из груди от страстного желания поскорее увидеть Фредди перед алтарем.

Когда мы уже у входа, мама встает по одну сторону от меня, Элли – по другую, и мы беремся за руки. Не думаю, что мы именно так и планировали – идти по проходу втроем, но я не в силах отпустить руку Элли. Так и шагаем. Мама, я, Элли. Мы были втроем так много лет: за завтраком перед школой, субботними вечерами на диване, сражаясь за пульт телевизора, в маминой постели, когда одна из нас не могла заснуть. И кажется абсолютно правильным то, что и сегодня мы идем бок о бок.

Звучит музыка. Это пианист, и как только он наигрывает вступление к одной из песен Битлз и поет, я понимаю, что это Джона. Ну конечно же это Джона – кого еще мы могли попросить петь на нашей свадьбе?

Люди оборачиваются, чтобы посмотреть на нас, атмосфера меняется от легкой, расслабленной к более напряженной. Слышен шепот, волнение буквально ощутимо. Меня заливают лучи теплого солнечного света, и впереди я вижу Фредди, он стоит спиной ко мне. Вокруг знакомые лица: здесь мои сослуживцы, Фил и Сьюзан сияют, словно я их собственное дитя, Доун всхлипывает, Райан, судя по его виду, крайне собран. Джулии нет: как только я прислала ей приглашение, она сразу сообщила, что, к сожалению, принять его не может: они уезжают в Гану на шестидесятилетие ее сестры.

Джона поет о любви и прекрасных розах, а тетя Джун на мгновение ловит мамину руку, а мне показывает большой палец, когда мы проходим мимо нее, и даже моя кузина Люси изображает улыбку из-под огромной шляпы кораллового цвета. Я боюсь посмотреть на того, кто стоит за ее спиной, кто бы это ни был, мне знать незачем. Семья Фредди собралась по другую сторону прохода: всякие дальние родственники, которых я почти не знаю, но которые всегда появляются в преддверии бесплатного ужина. Здесь же парни из паба, в костюмах – похоже, надевают их и на свадьбы, и на похороны, и в прочих важных случаях. Матушка Фредди стоит впереди в огненном красно-оранжевом платье, скорее подходящем для венчания на пляже, чем в амбаре, но это не имеет значения, потому что я уже почти дошла до Фредди, и он поворачивается и смотрит на меня.

Ох, счастье мое!.. Я уже в одиночестве делаю еще шаг вперед, он окидывает меня взглядом с головы до ног, потом смотрит в глаза, а я так переполнена чувствами, что не понимаю, как меня вообще держат ноги.

– Пришла, – шепчет Фредди, как будто знает, насколько долгий путь я проделала, чтобы очутиться здесь.

И хотя это не входит в сценарий, он наклоняется и целует меня, прижимаясь теплыми губами к моим губам.

– И ты здесь, – шепчу в ответ я, еще более изумляясь.

Он держит мою руку, и я не хочу, чтобы он ее отпускал.

Смех Фредди тих и мягок, его слова – только для моих ушей:

– Как будто я мог очутиться где-то еще.

Ведущая откашливается – она готова начать церемонию. Мы внимательно слушаем, как она приветствует гостей. Говорит, как это чудесно – видеть всех здесь в такой особенный день. Она сообщает и о том, что мы решили записать наши клятвы, и я киваю, подтверждая, а потом Виктория умолкает, и я вдруг понимаю, что понятия не имею, о чем именно собиралась сказать. Меня охватывает паника, горло пересыхает. Я судорожно сглатываю, а ведущая с улыбкой поворачивается к Фредди. Ну, по крайней мере, ему придется говорить первым.

Фредди тоже откашливается, раз, потом другой. Вокруг воцаряется тишина. На лице Фредди отражается волнение.

– Если честно, – говорит он, – я совсем не представлял, что сказать сегодня. За всякие слова всегда отвечал Джона. – Фредди оборачивается и через плечо смотрит на друга. – Я даже просил его помочь мне с этим, но он заявил, что это такая домашняя работа, которую я должен выполнить сам.

Присутствующие тихо смеются, и Джона тоже, пожимая плечами. Он ловит мой взгляд, буквально на долю секунды, и в его глазах нечто вроде просьбы о прощении за то, что он наговорил мне в вечер девичника. Я вздрагиваю, потому что в реальной жизни уже скучаю по нему, гадая, не станет ли Лос-Анджелес его новым домом.

Фредди выжидает, пока все не затихнут, потом сосредоточивается на мне: