Читаем Две жизни Лидии Бёрд полностью

Две жизни Лидии Бёрд

– Лидс, тебе было четырнадцать, когда мы впервые встретились. Светлые волосы и длинные ноги – и такой ты осталась для меня навсегда. Мне было пятнадцать, я гонял на велосипеде с хитроумными светоотражателями, которые прикрепила к нему моя матушка. – Он бросает взгляд туда, где стоит его мать, и все снова смеются. Надо заметить, что, несмотря на нервозность, Фредди без труда завладел общим вниманием. – Черт знает, почему ты… – Он запинается, поспешно приносит извинения ведущей, и та любезно склоняет голову, хотя это и не религиозный обряд. – Я хотел сказать, одному Богу ведомо, почему… – Он опять умолкает, а ведущая едва заметно расширяет глаза, когда все в очередной раз тихонько смеются. Фредди ждет, пока они не успокоятся, и лишь потом продолжает: – Я пытаюсь сказать, на свой лад и даже без ругани, что совершенно не понимаю, почему ты ответила мне согласием, или как я сам умудрился удержать тебя все эти годы. Ты умнее меня и добрее. Ты так далека от моей лиги, что это даже не смешно. Но ты все равно сказала «да», и это сделало меня самым счастливым человеком в мире. – Его слова безупречны, потому что это его слова. – Знаю, что иногда вывожу тебя из себя, но обещаю… мы вместе навсегда, ты и я. Я всегда буду заботиться о тебе. Буду проверять, взяла ли ты с собой крем от загара, а холодными утрами буду сам застегивать на тебе зимнее пальто. Ты, Лидия Бёрд, свет моего мира, и я не хочу жить без тебя.

Ох, Фредди, думаю я, если бы ты знал… Мы ведь так и говорим, когда любим кого-то, правда? Но где-то на долгом пути одному рано или поздно приходится учиться жить без другого. Глядя сейчас на Фредди, я нахожу небольшое утешение в том факте, что ему не придется узнать, какое горе свалилось на меня в реальном мире.

Стараюсь держать себя в руках. Краем глаза я вижу Элли; по ее лицу текут слезы. Но я не хочу позволять себе плакать. Не могу. Я должна говорить четко и ясно, выразить все то, чего мне никогда не придется сказать в реальном мире.

– Фредди, – произношу я, проверяя свой голос.

Звучит он так себе. С силой сглатываю, приводя в порядок горло, и Фредди, должно быть, видит, как я близка к тому, чтобы развалиться на части, потому что берет меня за руку. Мы молчим пару секунд, и все вокруг тоже затихают. Гости ждут, и я несколько раз вдыхаю, успокаиваясь, потому что эти слова значат для меня куда больше всего того, что я вообще говорила в своей жизни.

– Фредди, сегодня я смотрю на тебя, и мое сердце… ну, я гадаю, как оно умудряется вместить в себя такое множество всего и не лопнуть при этом. – Прижимаю ладонь к сердцу. – Оно полно желаний, и не только их. В нем наше вчера и каждый из прошедших дней. И оно полно нашими завтрашними днями. Лицами наших детей, местами, куда мы отправимся, нашими победами и трудностями. – Теперь я кладу руку на грудь Фредди; моя ладонь ощущает удары его сердца. – Моя жизнь слилась с твоей с тех самых пор, когда мне было четырнадцать…

Фредди смотрит мне в глаза, мы едины. Я буквально ощущаю его каждым атомом моего тела, в каждой из версий мира, вращающегося вокруг солнца.

– Время в конце концов все меняет, но я теперь понимаю, что это хорошо, ведь мы не просто имеем то, что есть здесь и сейчас. Ты и я… мы – само время, мы будем всегда и везде. И если я проживу миллион жизней, то в любой из них найду тебя, Фредди Хантер.

Я смотрю на него, он – на меня, и мы оба плачем. Не то чтобы мы рыдали, смущая всех гостей, нет, это просто маленькие тихие ручейки слез, из которых рождаются реки и океаны. И мне хочется навсегда запомнить нас именно такими.

Ведущая уже готова объявить нас мужем и женой, и я дождаться не могу, когда наконец прозвучат эти слова, означающие, что мы женаты, и тут звонят колокола, звонят и звонят, все громче и настойчивее… Меня трясет от огромного физического усилия – я пытаюсь остаться здесь, задержаться в этом мире… Колокола уже не похожи на свадебные, и как ни стараюсь я, как ни желаю уходить, все же ускользаю, лечу сквозь темноту… моя пижама и волосы влажны от пота.

Почему это я в пижаме? Я же все еще слышу звон свадебных колоколов…

Потом осознаю: это не колокола. Это мой телефон; он светится и дергается на прикроватной тумбочке, вырывая меня из одного мира и возвращая в другой.

Мне невыносим шум, как и чувство абсолютного, безумного разочарования. Я хватаю мобильник, не проснувшись до конца. Вдруг я еще смогу вернуться? Может, если сумею удержаться на грани сна, еще проскочу сквозь дверь того амбара до того, как она захлопнется?.. Но, продолжая цепляться за эти мысли, я вижу на экране телефона голубые буквы имени. Элли.

Мгновенно просыпаюсь, испуганная.

– Лидс… Я, кажется… – Голос сестры так искажен от боли, что я едва его узнаю. – Ребенок… помоги…