Две жизни Лидии Бёрд

Мы действуем вместе и успеваем как раз вовремя переместить Элли на подушки. Она тут же сгибает колени и начинает глубоко дышать. Черт побери, да где же эти медики?! Стоит Элли пошевелиться, и на простыни выплескивается новая порция крови. Стараюсь об этом не думать; понятия не имею, нормально это или нет.

– Мне так жаль, что это случилось именно сегодня, а не в какой-то другой день, – рыдает Элли, задыхаясь от боли.

Перед моими глазами на мгновение вспыхивает картина моей свадьбы, мое пенное платье, широкая улыбка Фредди, Элли и мама, ведущие меня по проходу…

– Не болтай глупостей. Мне все равно нечем было себя занять.

Мы с сестрой обмениваемся взглядами, слова тут не нужны, а потом она снова крепко зажмуривает глаза и сжимает кулаки – новая схватка. Я в жизни не чувствовала себя более беспомощной. Тянусь к ее руке, когда Элли снова открывает глаза.

– Не надо, – предупреждает она. – Не могу обещать, что не сломаю тебе пальцы.

Я смеюсь, потому что мы много раз слышали историю о маминых родах.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты лишила меня шанса стать чемпионом серфинга, – говорю я.

– Боже мой, Лидия, это уже… уже… Мне кажется, я чувствую, как ребенок выходит… – выдыхает Элли. – Мне нужно тужиться, – заявляет она, положив одну ладонь на живот, а другую закидывает назад и хватается за изголовье кровати.

Костяшки ее пальцев становятся снежно-белыми.

– Ты можешь как-то… ну, замедлить?.. – спрашиваю я, готовая к удару вполне предсказуемого ответа.

– Нет! – почти кричит Элли.

От усилий ее лицо теперь темно-красное, как вареная свекла. Эта мысль тут же исчезает, вытесняемая желанием помочь, и я сдвигаюсь к другому концу кровати.

– Попробую посмотреть, может, что-то увижу.

Я совсем не испытываю той храбрости, которую стараюсь придать своему голосу.

– Да, ладно… – всхлипывает сестра. – Только не дай моей малышке умереть, Лидс! Не позволь пуповине ее задушить или еще что-то…

Я мало что вижу сквозь пелену слез, но, боже мой, этого вполне хватает, чтобы понимать: медики уж точно не доберутся сюда вовремя.

– Мне кажется, показалась макушка, – сообщаю я, наклоняясь ближе и стараясь вспомнить все, что видела в кино или читала про роды.

Ариэль тут не в счет.

– Элли, послушай, – говорю я, глядя на нее между ее коленей. – Когда будешь готова, начинай тужиться, пока я не велю остановиться, а потом замри, чтобы я проверила, не намоталась ли пуповина малышке на шейку, ладно?

Сестра в ужасе, но она кивает, а через секунду боль снова обрушивается на нее.

– Вот и хорошо, – бормочу я. – Вот и умница… А теперь тужься!

Я, сдерживая дыхание, наблюдаю за тем, как медленно появляется маленькое личико младенца, сморщенное и красное.

– Стоп! – громко командую я.

Колено Элли упирается мне в плечо. Я осторожно ощупываю шейку крохи и благодарю всех богов за то, что пуповины там нет.

– Все в порядке, она в порядке, – говорю я, энергично кивая. – Можешь снова тужиться, когда будешь готова.

Элли тоже энергично кивает, а потом пронзительно вопит, и тут я слышу вдали вой сирены.

– Давай, Элли, мы справляемся! – почти кричу я, придерживая головку крохи, пока наружу выходят плечики.

Я помогаю, насколько могу, обхватывая ладонями маленькое тельце, ободряя сестру, чтобы она потужилась еще разок и из ее тела в мои руки выскользнуло целиком смешное, изумительное дитя.

– Не урони ее, слышишь? – выдыхает Элли.

– Ни за что, Элли, клянусь!

От меня не ускользает то, что за последние часы я во второй раз даю торжественную клятву. Но я не задерживаюсь на этой мысли. А потом и вовсе все посторонние мысли покидают меня: новая жизнь в моих руках делает первый глубокий вдох.

– Она с нами, она с нами! Черт побери, мы сумели, я же говорила, что справимся!

От бесконечного облегчения я хохочу и рыдаю одновременно, мы обе смеемся и плачем, и я сдергиваю с кровати простыню и заворачиваю в нее мяукающее, извивающееся дитя. Я отдаю кроху Элли, и сестра бережно берет свою драгоценную дочку.

– Медики рядом, я слышу их, – устало бормочу я.

– Спасибо, – откликается сестра дрожащими губами.

Я наклоняюсь и обнимаю ее, осторожно, чтобы не придавить мою новехонькую племянницу. Сирена звучит громче и наконец умолкает.

– Ты была великолепна.

– Ты тоже, – шепчет Элли, все еще плача и явно слабея от облегчения.

– Вот уж чего мне не приходилось делать, так это принимать роды, – заявляю я так, словно для нас обеих это новость.

– Ты забыла об Ариэль, – напоминает Элли, как будто это и вправду был некий опыт акушерства.

– Точно. Но она не слишком-то себя утруждала процессом.

– Эй, есть кто? – окликает нас мужской голос, и мы слышим шаги на лестнице.

– Мы здесь! – кричу я.

Двое медиков в темно-зеленой форме появляются в дверях друг за другом – лысеющий мужчина и высокая женщина со светлыми волосами, стянутыми в хвостик. Они останавливаются у кровати, оценивая ситуацию, пока представляются как Энди и Луиза.

– Милая, похоже, вам выпало трудное утро, – говорит Энди, улыбаясь моей сестре.

– Да уж. А у меня девочка, – улыбается в ответ Элли.

– Можно нам ее осмотреть?

Луиза садится на кровать рядом с Элли и внимательно осматривает младенца.