Двенадцать поэтов 1812 года

За год до взятия Парижа автор слов «Преображенского марша» полковник Сергей Никифорович Марин скончался от болезни и старых ран в Петербурге и был с воинскими почестями похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Поэту было тридцать семь лет.

* * *

С кем сравнить Сергея Марина в близком нам времени? Наверное, с Владимиром Высоцким. Веселые и хлесткие сатирические стихи Марина, как и песни Высоцкого, жили вне официальной литературы и при этом были невероятно популярны. Марин нигде не публиковался, но его стихи знало буквально всё офицерство, весь генералитет, его остроты повторяли министры, его человеческие достоинства ценил Александр I.

Как и в песнях Высоцкого, в стихах Марина было яркое мужское начало. Это была поэзия бесстрашная, а порой и бесшабашная.

В армии служили несколько поколений Мариных — с тех самых пор, как в начале XVI века из княжества Сан-Марино перешел на русскую службу некий Паоло Гедруант. Выговорить сложную фамилию выходца из Сан-Марино никто толком не мог, так и появился в России род Мариных.

Ударение в фамилии Мари́н — на последнем слоге. Говорят, что Сергей Никифорович при перекличках на вахтпарадах даже не откликался, если его фамилию выкрикивали неправильно.

Родился Марин в Воронеже. В 1790 году отец отвез четырнадцатилетнего Сергея в Петербург и определил его в лейб-гвардии Преображенский полк, под начало капитана Федора Николаевича Петрово-Соловово — одного из самых образованных офицеров этого славного полка.

* * *

Сергей Никифорович Марин стал легендой задолго до 1812 года. Для многих современников он был в некотором роде исторической фигурой: молва приписывала ему участие в заговоре против Павла I. Некоторые утверждали, что Павел был задушен серебряным шарфом, который убийцы взяли у подпоручика Марина.

Еще рассказывали, что в ряды заговорщиков его привела обида на императора. В 1797 году на параде у Зимнего дворца Марин нес знамя своего Преображенского полка и сбился с ноги. По личному указанию самодержца знаменосец был разжалован в рядовые и посажен на гауптвахту.

Так это было или нет, но тень трагедии, случившейся в Михайловском замке в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, тянулась за Мариным до конца жизни. Он стал частью мифологии и, судя по тому, что не опровергал слухи о своем участии в заговоре, эта сомнительная слава его до определенных пор устраивала. Возможно, доживи Сергей Никифорович до того возраста, когда люди пишут воспоминания, мы бы узнали из них правду. Но он ушел рано, и мы вынуждены лишь догадываться о том, как все было на самом деле…

Когда летом 1811 года он наезжал в Москву, встречи с ним искали не только молодые офицеры, знавшие наизусть его стихи, но и завсегдатаи литературных гостиных. Константин Батюшков сообщал Гнедичу о встрече с Мариным как о важном событии. «В Москве был Марин, стихотворец-офицер, который читал нам: 1-е) сатиру, 2-е) сатиру, 3-е) „Меропу“^[389], 4-е) послания. Я с ним ужинал часто у Вяземского. Он не пьет шампанского, а пишет стихи…»^[390]

А познакомились Марин и Батюшков, очевидно, еще весной в Петербурге. Вместе они участвовали в издании «Драматического вестника». 14 марта 1811 года на торжественном открытии «Беседы любителей русского слова» Марин был торжественно принят в члены нового общества.

Кажется странным, почему в своем письме Гнедичу Батюшков отмечает такую малозначительную деталь: Марин не пьет шампанского. Просто Батюшков, как, очевидно, и Гнедич, помнил ранние стихи Марина:

Шампанское — и дай мне руку!Вели стаканы нам налить.Забудем горести и скукуИ станем мы любить и пить…

Как знакома нам эта гусарская интонация! Где же мы ее слышали? Конечно, у Дениса Давыдова в его знаменитом «Гусарском пире»:

Ради бога, трубку дай!

Ставь бутылки перед нами!Всех наездников сзывайС закрученными усами…

От начала до конца это стихотворение Давыдова — подражание Сергею Марину. Именно Марин одним из первых оценил талант корнета Давыдова и всячески способствовал распространению его стихов в списках. 27 октября 1803 года Сергей Марин писал графу Михаилу Воронцову, служившему в Грузии: «Давыдов кавалергардский написал две басни, которые я к тебе отправлю с первым курьером, ибо иначе послать их невозможно…»^[391]

Но вот загадка: Давыдова помнят, он — один из символов эпохи 1812 года, а о Марине мало кто слышал.

Возможно, одна из причин в том, что Денис Васильевич Давыдов невольно затмил в сознании потомков своего старшего литературного собрата. К тому же Марин не издал при жизни ни одного сборника, да и вообще не заботился о том, чтобы его произведения стали известны потомкам. Он хорошо знал цену ратной славе, а вот к славе на Парнасе был, судя по всему, равнодушен.