— Ну, спасти-то, конечно, надеюсь, — ответил он. — Себя, как минимум. Но и тебя хочу понять. Понимаешь, мне кажется, мы с тобой очень похожи.
И не соврал ведь почти.
— В чём же? — фыркнула она.
— Я тоже нигде надолго не задерживаюсь, — принялся перечислять Алекс. — Мне тоже некуда возвращаться. И меня тоже очень часто раздражают люди.
— Но ты всё равно предпочитаешь быть рядом с ними? — фыркнула она. — Боишься остаться наедине с собой?
— Да эти случайно прицепились, — отмахнулся он. — А мне нужно было кому-то дать вёсла. Но вернёмся к тебе. Итак, плывёт корабль. Ты делаешь что?
— Я зову, — она пожала тонкими плечами, и Алексу показалось, что на этот раз даже слегка виновато: что не может толком объяснить, ответить на вопрос. — Это выходит само по себе... Я думаю о том, чтобы ветер донёс мои мысли. И ветер несёт. И волны несут...
— Понял, понял, — отмахнулся Алекс. — И людей к тебе потом тоже несёт. Но никто не доплывает.
— Редко кому удаётся, — ответила она. — Так, чтоб и корабль, и люди целы — никому. Только тебе, колдун.
"Ясно, — подумал Алекс. — Что ничего не ясно. Кто привёл лодку? Я ушёл в себя, девчонка просто звала, остальные под гипнозом просто плыли... Кто остаётся? Да никого не остаётся".
В памяти всплывали мутные отрывки из легенд Загорья. Что-то там о живом океане, прародителе богов, который иногда лично вмешивался в дела смертных. Но во-первых, то в Загорье, тут и легенд-то таких не ходит, во-вторых, с чего океану и прародителю спасать его, Алекса? Тем более, что любой океан уже должен был сообразить: ему не нужно, чтоб его спасали. Он сам может за себя постоять.
Он сам привёл корабль. Понять бы, как.
Алекс расстегнул верхние пуговицы на рубахе, вытащил амулеты.
— Думаю, помогло что-то из этого, — сказал девчонке.
Она уже даёт слабину. Она уже готова доверять ему. И почти не видит в нём врага, как, впрочем, и он не видит в ней. Значит ли это, что он тоже понемногу сдаёт позиции?
В любом случае, почему бы не сказать правду: он не такой страшный колдун, как ей кажется. Вместо того, чтобы запугивать, вызвать на откровенный разговор. Выстроить хоть какое доверие. Пусть она перестанет бояться его. Пусть поверит.
Тогда будет шанс договориться с ней раньше, чем она его окончательно заколдует.
Она придвинулась ближе. Осторожно коснулась одного амулета, другого, рассматривала с неподдельным, детским интересом. Те дикие девчонки-ведьмы тоже так делали.
Так, стоять. Опять женщин вспоминаем. Это всё гипноз.
Но приятно, от её касаний, её взгляда, дыхания: приятно, будто не амулеты, а он сам вызвал такой искренний интерес.
— Как тебя зовут? — спросил он в очередной раз.
Только теперь прозвучало иначе. Теперь он подумал, что она действительно ему нравится. И чёрт с ней, с синей кожей и странными глазами. И с зубами, что бы там с ними ни было.
Она нравится ему сейчас, искренностью и детской непосредственностью.
Нравится, как она рассматривает амулеты. Как ребёнок — игрушки. Ну а почему бы ей не быть ребёнком? Её некому было воспитывать: она была одна с самого детства. Он тоже. Драконов сложно назвать хорошими воспитателями, потому — он тоже.
Ей нигде нет места, нигде нет дома и нет существа, к которому хотелось бы вернуться. У него тоже. Судя по тому, что видится под её непонятным гипнозом, понемногу ему интересно всё. Но никто конкретно.
Они вообще слишком похожи, потому придётся признать ещё одно: она не остановится. Он с ней не договорится.
Её ненависть не из тех, что вылечишь парой фраз. Потому она и не говорит о ней — не о чем говорить. Он знает, как это: когда не остановишься. Это знают драконы. Это узнают тролли. И кто-нибудь будет следующим, кто попадёт под очередную раздачу.
— Имира, — неожиданно ответила она.
Подняла огромные глаза на него. Резко отодвинулась, будто сама испугалась, что сидит так близко.
Она больше не светилась, не бликовала в лучах Ирхана. То ли тот опустился ниже, то ли окончательно высохли капли, но она перестала быть светящимся существом из глубин. Стала девчонкой. Человечной, осязаемой.
И стала проблемой.
Потому что он так и не понял, что случится с ним, когда он уснёт — а рано или поздно он уснёт. Но точно знал, что случится с остальными. Её не остановишь уговорами. И пока не ткнёшь ножом, она никуда не денется. И они не смогут деться: она не уберёт эти водовороты с камнями, не усмирит ветер. Ветер не подчиняется ей, бурное море здесь — не её рук дело. А он так и не понял, как проплыть обратно, чтоб ничего не зацепить.
Алекс долго, задумчиво смотрел ей в глаза. Наконец спросил:
— Так ты, говоришь, часто меняла место жительства?
И снова её глаза будто вытянулись по вертикали, и теперь она стала выглядеть совсем странно, страшно и чуждо. И именно в этот момент Алекс понял: она ему нравится.
А потом вдруг понял ещё одно: сейчас он видит в ней не кого-то из своих бывших — себя.