Двенадцать стульев

Опять загадка. Непонятно, зачем, назначив розыскника следователем, перевели его из района в центр, а не прошло и трех недель – вернули к прежнему месту службы. Архивисты же продолжали: «С бандитизмом скоро было покончено. Катаев занимается раскрытием целого ряда должностных преступлений, злоупотреблений служебным положением и т. д. Действовал он очень решительно и непримиримо, невзирая на чины и ранги».

Вновь загадка. Непонятно, какие «чины и ранги». Зато авторы статьи отметили: «Враждебные элементы, взяточники, стяжатели хотели избавиться от Катаева, сочиняли на него кляузы, пытаясь всеми силами добиться перевода его в другой район».

Тут несколько загадок сразу. Непонятно, когда, на что конкретно и кому именно жаловались «враждебные элементы». Зато акцентировалось: «Катаев не сдается. Он решительно продолжает разоблачать жуликов и проходимцев, примазавшихся к Советской власти».

Упорство было вознаграждено. Так, отмечали архивисты, в послужном списке, «датированном 7 сентября 1923 года, мы находим следующие строки, характеризующие Евгения Катаева: “Весьма добросовестный и усердный, политически развит, беспартийный, хороший оператор и следственник, образ жизни скромный, хороший товарищ”».

Служебные перспективы, значит, снова безоблачны. Однако другая беда пришла: «Непрерывное напряжение сил, переутомление и постоянное недомогание подточили молодой организм. Из медицинского свидетельства, хранящегося в деле, видно, что у Катаева развилось малокровие, оказалась расстроенной нервная система»

Вновь загадки. Не сообщалось ранее о «постоянном недомогании». Однако авторы статьи, в детали не вникая, подытожили: «Работу в уголовном розыске осенью 1923 года Евгений Петров оставляет…»

И опять загадки. Непонятно, сколько времени прошло от момента получения «медицинского свидетельства» до ухода из угрозыска. Да и при таком диагнозе ценным сотрудникам обычно предоставляли кратковременный отпуск – для лечения. Главным образом, посредством «отдыха и усиленного питания». А Катаев-младший «переезжает в Москву, где в скором времени и начинается его литературная деятельность».

Москва, однако, не санаторный центр, там ни пайка, ни жалованья, ни жилья. Все это в угрозыске по службе полагалось, включая отпуск для лечения. Разумеется, оплаченный. Стало быть, ни «малокровие», ни «расстроенная нервная система» – еще не основания ухода.

В общем, загадок множество. Однако и жанр юбилейной статьи – к шестидесятилетию советского классика – исключал основательное исследование. Вот и утверждали авторы статьи, что Петров как сатирик боролся «с пороками, оставленными нам капиталистическим обществом, – бюрократизмом, стяжательством, мещанством. Очевидно, что со многими «героями» своих произведений он встречался в дни боевой юности, когда работал в уголовном розыске».

Последнее опять не очевидно, зато намечена с литературой связь. И подразумевалось, что исследования продолжатся.

В 1963 году появился новый поворот сюжета. Его предложила Яновская в упомянутой выше книге.

Причину отъезда из Одессы Яновская характеризовала, ссылаясь на свидетельство Катаева-младшего – в планах и набросках книги воспоминаний об Ильфе. Как отмечено выше, эти документы хранились тогда в ЦГАЛИ СССР.

Согласно Яновской, не увольнялся Катаев-младший из Одесского угрозыска и вообще не собирался оставлять службу. Наоборот, он «приехал переводиться в Московский уголовный розыск, и в кармане у него был револьвер»[101].

Так возникли не просто загадки, а весьма существенные противоречия: либо Катаев-младший переутомился, заболел, почему и оставил службу, либо здоров был, не увольнялся, а решил «переводиться» в МУР, но тогда непонятно, по какой оказии получено «медицинское свидетельство».

Год спустя Бачинский в упомянутом докладе на конференции привел более подробные сведения о службе будущего писателя. Причем не без иронии отметил: литературоведы обычно «ограничиваются общей фразой о том, что в 1920–1923 годах Петров работал корреспондентом «Югроста» и сотрудником уголовного розыска»[102].

Намек был на «Двойную автобиографию», не раз изданную тогда в СССР. Ее пересказала, например, Яновская в цитированной книге. А вот Бачинский определил хронологические рамки точно: «На работу в Мангеймский уголовный розыск Е. Петров перешел из «Югроста» 17 июня 1921 года и проработал в органах милиции до 7 сентября 1923 года».