Двенадцать стульев

Термин «откомандирование» подразумевал довольно сложную процедуру. Катаев-младший не увольнялся с прежнего места службы, а переводился в угрозыск, минуя стадию увольнения. Подразумевалось, что в этом случае от журналистского начальства требуется формальное согласие. И делопроизводитель начуездугро обратился «по инстанции»[95].

Документы опять вернулись в Мангейм. Непосредственный руководитель журналиста должен был подтвердить, что считает возможным «откомандирование в Отделение уездного уголовного розыска т. Катаева Евгения, изъявившего желание служить в розыске».

Статус претендента вновь обозначен как «т.». Отсюда следовало, что в угрозыске принципиальных возражений нет.

Еще две недели спустя из Мангейма отправлено подтверждение, гласившее: «В ответ на Ваш запрос за № 2694 разъясняю, что, по наведенным мной справкам в Одесском губотделении «Югукроста», препятствий к поступлению тов. Катаева Е. в Угрозыск не встречается»[96]

.

Опять статус определен как «тов.», что и подразумевало ссылку на договоренность. Правда, ответ подписал «райкорреспондент Манг<еймского>района Евгений Катаев».

В угрозыске не могли это не заметить. Но суть не менялась: окончательный этап «откомандирования» все равно фиксировался одукростовским приказом, что было б невозможно без договоренности.

Минуло еще двенадцать дней, и Катаев-младший оформлял документы в Одессе. Заполнил, прежде всего, «Анкету для советских сотрудников»[97].

Об аресте не сообщил. Меж тем примечание гласило: «За показание неправильных сведений сотрудники будут привлекаться к строжайшей ответственности как за явное стремление проникнуть в советские учреждения со злыми намерениями».

Рисковал Катаев-младший, но выбора не осталось: его одукростовская анкета не должна была противоречить милицейской. В тот же день заполнил и документ, непосредственно относящийся к новой службе – «Регистрационную карточку Советской рабоче-крестьянской милиции Украины»[98]

.

Самым важным был вопрос о причинах, обусловивших перевод в угрозыск. Ответ краткий: «Интерес к делу».

В Мангейм вернулся не сразу. О чем и свидетельствует документ, который заврайугро отправил уездному начальнику: «Доношу, что сотрудник 2 разряда Евгений Катаев явился в район 29-го сего июля и вступил в исполнение своих обязанностей»[99].

Катаев-младший ждал в Одессе, пока оформят приказ о зачислении. Нужно ведь было выписку передать мангеймскому заврайугро.

Итого на поступление в угрозыск почти что полтора месяца потрачено. А ведь Катаев-младший вполне мог сделать это гораздо быстрее.

Нет оснований сомневаться, что он подал заявление, предварительно заручившись согласием и будущего начальника в районе, и одукростовского руководства. Без этого вся процедура не имела смысла. Значит, в Одессу приехав, мог бы уволиться с прежнего места службы и сразу обратиться к уездному начугрозыска, сославшись на мнение районного. И не циркулировали бы документы неделями между Одессой и Мангеймом.

Но одно дело перевод, и совсем другое – прием в милицию уволившегося из советского учреждения. Если «откомандирование», то за прошлое сотрудника одукростовское начальство ручалось. Не сообщило о «препятствиях», значит, не было их. Уволенного же полагалось в угрозыске проверять. А так проверка свелась, что называется, к документообороту.

Тут и появляется новая загадка: почему Катаев-младший, рискуя всем, ранее достигнутым, решил перейти в угрозыск.

Он ведь не только арест скрыл. По анкете судя, его отец, к тому времени умерший, был просто учителем, согласно же формулярному списку – в чине надворного советника, орденами награжден. И этот документ в городском архиве хранился.

Крайне мала была вероятность, что в угрозыске решили бы сверить анкету претендента с формулярным списком его отца. Городской архив еще не разбирали заново. Но если б сверили, лучший вариант – увольнение из Одукроста. С позором. Могло бы и до ареста дойти.

Конечно, рискованный перевод в милицию обусловлен не только романтикой сыска. Обстоятельства изменились.

Ранее уехал старший брат. Он бежал из Одессы.

В Мангейме Катаев-младший обосновался после второго ареста брата. От чекистов одесских подальше. До поры хотя бы одукростовское удостоверение защищало.

Подготовку к переводу в угрозыск начал, когда брат опять вышел из тюрьмы. Раньше готовиться не было смысла: пришлось бы сообщить об аресте родственника, что влекло бы крушение всей затеи.

Она была целесообразна. В 1921 году не могли бы одесские чекисты запросто арестовать сотрудника милиции: ведомственные конфликты партийным начальством не поощрялись.

Катаева-старшего из тюрьмы, как выше отмечено, выручал Бельский. Он и младшему помог. И опять – при содействии уже бывшего начследсудчасти. Тот служил неподалеку. Его «след» – в анкете поступавшего в угрозыск. Там указано, кто дал рекомендацию: «Начальник Военно-следственной комиссии тов. Туманов».