Двое для трагедии. Том 2

Так как ехали мы очень быстро, то приехали в город в разгар дня: солнце стояло высоко в небе и не собиралось уходить еще долго. Я был крайне недоволен: мои передвижения были стеснены. Миша же нетерпеливо ерзала в кресле. Ее глаза загорелись от предвкушения знакомства с новым городом, и она даже выключила музыку и закинула телефон с наушниками в сумку.

– Думаю, на экскурсию мы пойдем чуть позже, – сказал я ей.

– Почему? – удивилась она. – Как по мне, сейчас самое время!

– Я не могу выходить на солнце, – мрачно ответил на это я.

– А, ну да. Если честно, я совсем забыла об этом. Ну, знаешь, родители, братья, Мария, Маришка – все они редко выходят из дома в солнечную погоду, но я могу… Просто ты – новый для меня человек, вот я и забыла об этом.

Ее оправдание вызвало у меня улыбку, особенно слово «человек».

– Но я рад, что ты, все-таки, вспомнила об этом, поэтому предлагаю пока посидеть в каком-нибудь кафе. Ты не против?

– Нет. Но, возможно, мы могли бы найти кафе в центре города? – ответила на мое предложение Миша.

– Прекрасно, я как раз знаю одно хорошее место, – сказал я, и мы поехали в центр.

Как только мы остановились, и я припарковал автомобиль в тени платной стоянки, Миша тут же выскочила на улицу и с улыбкой оглядывалась вокруг.

– Как здесь красиво! – восхищенно воскликнула она. – Мне здесь нравится намного больше, чем в Праге!

– Странно, обычно все говорят о первенстве Праги, – улыбнулся я.

Миша, одетая в узкие синие джинсы и длинную белую тунику, в черных кедах и с сумочкой через плечо, была похожа на подростка. Ее длинные густые волосы, такого же цвета, как у Маришки – спелой пшеницы, были собраны в высокий узел, что придавало ей вид серьезной барышни, но я знал, что в ее сущности не было и намека на серьезность.

– Ну, и где же кафе? – спросила девушка, озираясь вокруг.

– На той стороне. Видишь зеленые витрины? – сказал я, кивая в сторону кафе.

– Застекленные? – переспросила Миша.

– Да, именно туда мы и направляемся.

Мы быстро зашагали к кафе.

К величайшему для меня счастью, на эту улицу падала тень от окружающих ее высоких зданий, и я мог идти свободно, не опасаясь раскрыть себя. Миша же почти танцевала от радости.

– Надеюсь, мы здесь ненадолго? – спросила она.

– Пока не сядет солнце, – коротко ответил я.

– Но ведь это почти четыре с половиной часа! Я же умру от скуки!

Не знаю, что было в моем взгляде, брошенном в ответ на ее фразу, но Миша тут же замолчала.

Мы молча дошли до кафе. По дороге я не мог не заметить того, с каким восхищением смотрели на Мишу проходящие мимо парни и мужчины. Смертные.

По желанию девушки, мы расположились прямо у огромных окон, чтобы у нее была возможность смотреть на улицу и хоть чем-то развлекать себя. Чтобы оправдать наше сидение в этом заведении, еще и заняв шикарный по расположению стол, я заказал два дорогих гарнира, два салата, чашку кофе, и мороженное и сок для Миши. Как оказалось, она никогда в жизни не пробовала ничего, кроме человеческой крови.

– Только не пробуй гарнир с салатом – они тебе не понравятся, – предупредил я, увидев, что Миша схватила вилку и нож.

– Почему? – удивилась она. – В фильмах это выглядит очень красиво: разрезать на кусочки мясо, а потом съесть каждый, обмакнув в соус!

– Если хочешь попробовать, пожалуйста, выплевывай не на тарелку, а в салфетку, – сказал я, решив, что будет лучше, если она будет учиться на своих ошибках и получит хороший урок.

Девушка хмыкнула себе под нос.

– А знаешь, несправедливо, что у людей есть так много видов еды на выбор, а у нас всего один! – вдруг усмехнулась она.

– Зато они лишены всего того, что есть у нас, – спокойно ответил на это я.

«Но имеет ли все это смысл? И какой смысл в нашем бессмертии?» – невольно подумал я. Этот разговор вернул меня к мыслям и навлек на мою душу щемящую тоску, ведь в который раз напомнил мне о том, что Вайпер должна умереть и оставить меня на все века существования Земли.

Я уставился в окно, позабыв о Мише. Я безумно скучал по моей Вайпер. Но лишь горькая усмешка смогла выразить все, что я чувствовал в этот миг.

А ведь у смертных есть еще и физическая боль помимо того, что всем им суждено умереть. И неужели в мире есть что-то большее, чем болезнь души, когда она ноет, словно исцарапанная и покрытая ядовитыми язвами? Хотя, откуда мне знать, что это за чувство? Но Вайпер часто говорила так о себе, поэтому это сравнение стало высшей мерой страдания души и для меня, никогда не чувствовавшего физическую боль.

– О чем ты сейчас думаешь?

Голос Миши вернул меня в реальность.

– Что? – переспросил я.

– Ты вздохнул, и так тяжело, – ответила она, пристально глядя на меня.

– Просто вспомнил кое-что, – ответил я, решив впредь не улетать так глубоко в свои мысли, чтобы не давать Мише повода вновь расспрашивать меня.

Она недоверчиво нахмурилась.

– И о чем ты вспомнил? – допытывалась девушка.

– Тебе не кажется, что это совсем не твое дело? – спокойно ответил я.