Двое для трагедии

– Но разве он не похоронил ее? – удивился я.

– Она болела чумой. Как сказал потом Барни, – он хотел умереть вместе с ней. Впрочем, это у него почти получилось. – Брэндон усмехнулся. – Они пролежали так десять лет. Но наши не растерялись, сбегали в ближайшую деревню, привели нескольких смертных и вернули бедного страдальца к жизни. А когда он пришел в себя, первым, что они услышали, были его проклятья и рыдания. Он не был особо благодарен за то, что друзья сделали для него. Он сошел с ума. Похоронил скелет своей Ульрики в саду, выгнал друзей, и больше никто никогда не видел его в обществе. Барни не выходит из замка и не пользуется современными технологиями. Вот такая история. – Брэндон задумчиво потер подбородок. – Но ты проиграл, Седрик. Черт, а замечательная была партия!

Я машинально взглянул на бильярдный стол и добродушно усмехнулся: Брэндон закатил последний восьмой шар в лузу.

– Поздравляю с победой. – Я пожал ему руку. – Сыграем еще партию?

– Пожалуй. Кстати, хотел спросить, почему ты больше не приезжаешь в мое поместье? – вдруг, с улыбкой спросил Брэндон. – Поезжай со мной: меня ждет замечательная трогательная девица. Больше никого нет, но я с удовольствием отдам ее тебе. Она быстро бегает, недавно я сам удостоверился в этом.

– Спасибо за предложение, но должен отказаться, – усмехнулся на это я. – Подобные развлечения не вызывают у меня особого интереса.

– Жаль. Что ж, тогда развлекусь сам. – Брэндон пожал плечами и стал собирать шары. – Слышал, ты не принимаешь участие в «Большой охоте?».

– Не вижу в этом никакого смысла. Но ты, естественно, лидируешь на всех фронтах, – спокойно ответил на это я.

В ответ на это Грейсон довольно усмехнулся.

Мы сыграли еще партию, но и в этот раз он обыграл меня. Затем Грейсон уехал, а я, почувствовавший к нему еще большую неприязнь, был рад избавиться от его общества.

Порой я задумывался о том, как мой прекрасный душой брат мог быть другом такого существа как Грейсон. Я не понимал и того, как мой брат, тоже принимавший участие в кровавом развлечении вместе со своей супругой, мог находить удовольствие в этом бессмысленном действии. Как мог Маркус наслаждаться убийствами?

Эти вопросы захлестывали меня, и во мне загоралось желание позвонить ему и отвратить от кровавого развлечения, но его мобильный был отключен, а номера Маришки у меня никогда не было.

Вся моя семья превратилась в безумных охотников на кровь.

В этих обстоятельствах я покидал свой пост лишь глубоким вечером, так как знал, что добропорядочные Владиновичи не выходят из дома ночью, и свободное от наблюдения время проводил в замке, где иногда встречал кого-то из гостей.

Несколько раз мне звонила мать, с удивлением поинтересовавшаяся о том, что произошло между мной и Мишей Мрочек.

– Почему Миша так внезапно уехала? Мы думали, вы прекрасно проводите время вместе! – спросила мать. Она была явно недовольна тем, что ее план провалился.

– Мы не сошлись характерами. К тому же, у нее были другие планы на август, – ответил на это я, очень кстати вспомнив о том, что Миша собиралась поступать в университет.

– Седрик… Мы надеялись, что, возможно, вы подружитесь!

– Этого не случилось и, боюсь, не случится никогда.

Мать разочарованно вздохнула.

– Ну, хорошо. Как продвигается «веселье»? – словно приняв мою новость, перевела она разговор. – Ты все еще в Праге?

– Да, в Праге. Но «веселиться» я не собираюсь, – твердо заявил я. На самом деле я солгал: я был в Брно и охранял покой Владиновичей-старших.

– Почему? Мальчик мой, ты все пропускаешь!

– Не вижу никакой причины для веселья и считаю все это действо ненужным и отвратительным. Не понимаю, как вы с отцом можете с такой легкостью нарушать все правила здравого смысла, – грубовато сказал я. Моя душа была полна неприятия.

– Не будь так строг. Мы веселимся! Приезжай к нам!

– И не подумаю.

– Чем же ты будешь заниматься? И нескучно тебе будет? Совсем одному? – тут же засыпала меня вопросами мать.

– Я найду, чем заняться. Но вы веселитесь. Увидимся в Праге. – Я отключил телефон.

Как я и думал, через час мне позвонил отец, сказав все то же, что и его супруга: «Брось, Седрик, не будь отшельником! Это ведь «семейное празднование!» Маркус обидится, если ты не примешь в нем участие!».

Но мне было плевать: что думали о моем странном поведении родители, и обидится ли на меня Маркус – все было неважным.

«Что ж, тогда не буду настаивать. Не скучай!» – было последней фразой отца на мои твердые доводы о безумии «Большой охоты». Хм, а ведь сам он был такого же мнения, что и я. Должно быть, в этот раз моя мать крепко прижала его своим каблуком.

Таким образом, все, чего я опасался, исчезло: надзор и подозрение вампиров, назойливость их окружения и недостаток времени для уединения и звонков Вайпер. У меня были полностью развязаны руки: я был один, и это никого не удивляло и не смущало, потому что все были знакомы с моим «странным отчужденным» образом жизни. Я не принимал участие в охоте и мог звонить любимой хоть каждый час, но нечасто пользовался этой возможностью, ведь знал, что Вайпер начнет волноваться.