Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК

Долгое время ее коллеги не замечали ничего необычного: время от времени она отсутствовала из-за проблем со здоровьем, о которых она никогда не говорила, а они не задавали вопросов. Поскольку ее работа никогда не теряла интенсивности, никто не придавал этому большого значения. В ноябре 1956 года, оправляясь после[1232] «маленькой операции», она проводила время с Криками в доме с Золотой спиралью в Кембридже. Примерно в это время Джим Уотсон упомянул в письме к Аарону Клугу, что он слышал, что «Розалинд неважно себя чувствовала»

[1233], и просил передать ей свои наилучшие пожелания. Затем она вернулась на передовую в колледж Биркбек, по-видимому, «восстановив здоровье».

На новый, 1957 год она «выглядела нормально»[1234]

, по мнению Клуга. В апреле она вновь отсутствовала по болезни, а затем оправилась и встретилась с Доном Каспаром на конференции в Женеве[1235] и провела «чудесные выходные» в Церматте, где мама Каспара фотографировала их на фоне Маттерхорна. Лишь к концу 1957 года ее энергия начала иссякать; она продолжала приходить на работу каждое утро, но уходила в обед. К концу марта 1958 года она работала большую часть дней, но теперь могла лишь очень медленно подниматься вверх по лестнице. Одним из людей, приехавших к ней в то время, был Жак Меринг, который обнаружил, что ее положили в больницу Марсден, специализирующуюся на раке. Он был до слез поражен тем, что увидел. Тем не менее имя д-ра Р. Э. Франклин до сих пор значилось в списке тех, кто будет выступать на заседании Фарадеевского общества в Лидсе в середине апреля 1958 года и крупной международной конференции в Висконсине в августе.

Труды конференции в Висконсине были собраны в увесистую книгу. В ней есть поразительно ясная глава[1236] о «Структуре вирусов, определенной с помощью рентгеновской дифракции», которая составлена Розалинд Франклин, Доном Каспаром и Аароном Клугом. Глава оканчивается данью уважения первому автору, возданной Уэнделлом Стэнли, который получил Нобелевскую премию по химии в 1946 году за кристаллизацию ВТМ. Д-р Франклин не имела возможности представить свою работу; она скончалась 16 апреля 1958 года. Ее смерть оборвала «жизнь, подававшую большие надежды и исполненную преданности науке». Она была «женщиной большого ума и высокой культуры, а также международным агентом доброй воли» и внесла «значительный вклад» в две различных области – изучение угля и вирусов. Стэнли отдельно выделил ее смелость как «одну из самых выдающихся характеристик». Зная о том, что ее последняя болезнь станет роковой, она «никогда не говорила об этом» и упорно «до конца продолжала работать и строить планы, как если бы знала, что ее жизнь продолжится».

Реальность, скрывавшаяся за маской трудоголизма[1237]

в ее последние 18 месяцев, должна была основательно проверить ее смелость на прочность. Две операции по поводу двустороннего рака яичников; затем третья операция, сделанная несмотря на то, что рецидив очевидно был неоперабельным; изнурительный курс лучевой терапии и совет хирурга обрести веру; затем отчаянная химиотерапия и, в последние несколько дней, паллиативное обезболивание с помощью морфина. Она не дожила трех месяцев до своего 38-го дня рождения и несколько минут до того времени, когда она должна была делать доклад на заседании Фарадеевского общества в Лидсе, и день до того, когда ее модель ВТМ была объявлена «центральным элементом» на Всемирной выставке в Брюсселе.

Уэнделл Стэнли был не единственным, почтившим ее память. Дж. Д. Бернал написал о ней красноречивые некрологи[1238] для журналов The Times и Nature – необычное внимание для ученого, не достигшего даже середины карьеры. Бернал подчеркнул «особую трагедию» «блестящего исследователя», «ушедшего на вершине ее сил». Она много сделала для того, чтобы прояснить структуру угля, вирусов и ДНК; анализ Паттерсона, примененный к двум выделенным ею формам ДНК, показал, что такая «структура лучше всего объясняется двойной спиралью нуклеотидов», где фосфаты расположены с внешней стороны. Бернал также хвалил ее «исключительную ясность и совершенство во всем, за что она бралась». Поскольку он был блестящим художником-чародеем рентгеновской кристаллографии, мы можем доверять его утверждению, что ее рентгенограммы «были одними из самых красивых когда-либо сделанных рентгеновских снимков любых веществ».