Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК

Достижения «Мушиной комнаты» были чрезвычайны. Морган пользовался теми же инструментами, что и Мендель: увеличительное стекло, чтобы видеть яснее, ручка и бумага, а также воображение, переносившее его в места, где никто не был до него. Планы хромосом, составленные его командой, представляли собой чисто математические схемы, разработанные путем подсчета необычных внешних характеристик у миллионов мух. Эта работа обеспечила первое доказательство, что гены – их положение отмечалось мутациями, которые вызывали видимые фенотипические изменения, – располагаются в фиксированной линейной последовательности вдоль хромосом, словно бусины, нанизанные на нить.

И хотя Морган никогда не предпринимал каких-либо попыток самому заняться их изучением, его работа помогла сосредоточить внимание на следующем большом вопросе:

А что такое, собственно, ген? И из чего он состоит?

Глава 6

«Кирпичики»

В 1900 году казалось, что все складывается хорошо для протонуклеина, нового чудо-лекарства[152], которое – по свидетельствам медиков – смогло бы спасти жизнь Фридриху Мишеру. Протонуклеин шел нарасхват в виде таблеток (100 штук за $1) или порошка (8 унций (226 грамм) за $7,50), который можно было насыпать на раны, втереть в опухоли или вдуть в больные легкие при помощи специального испарителя ($1,50). На ярлычке характерной склянки говорилось, что протонуклеин получают из «различных желез, особенно богатых ядерным материалом, в том числе: зобной, щитовидной, лимфатической, селезенки, шишковидной, питуитарной». Пуристов может удивить, что селезенка попала в перечень желез, но это не имеет значения.

Казалось, что нет конца списку, когда он может употребляться. Он сотворил «чудо» для несчастного пациента с раком печени («13 кист, наполненных материалом, который напоминал недоваренный крахмал и весил 36 фунтов (16 кг)»). Д-р Д. У. Бун из Беллера, штат Огайо, сообщал о «превосходных результатах» у пациента с импотенцией, но отказался назвать счастливчика. Еще одно чудесное действие было открыто случайно, когда протонуклеин дали, чтобы подбодрить пациентов, которые, как ожидалось, не выживут после операции. «Таким образом, – загадочно писал анонимный доктор, – я узнал об эффективности протонуклеина в качестве афродизиака».

В Европе у веществ, получаемых из ядра клетки, были менее впечатлительные поклонники. Из Базеля ничего не было слышно. Запечатанные стеклянные трубки со сделанной рукой Мишера надписью «Нуклеин» лежали забытыми в заброшенном углу его бывшей лаборатории. До последнего момента он полагал, что нуклеин был ничего не значащим веществом и что его исследования умрут вместе с ним. Нуклеин был наиболее трагической случайностью среди «ослабляющих и препятствующих факторов», которые подорвали карьеру Мишера. А пока его собственный интерес и энергия угасали, первое и величайшее открытие, сделанное им, утекло сквозь пальцы в руки других. И очень скоро Нобелевскую премию за нуклеин получил кое-кто другой.

Вплоть до основания

Альбрехт Коссель родился в 1853 году, через девять лет после Мишера, в ганзейском портовом городе Ростоке. На протяжении всей жизни[153]

он гордился местом своего рождения, и Балтийское побережье северной Германии никогда не утратило для него притягательности. Начало карьеры Косселя вполне можно было бы считать повторением истории Мишера. Он окончил факультет медицины в Ростоке в 1877 году, но не стал практикующим врачом; попав под очарование харизматичного учителя во время первоначального медицинского обучения в Страсбурге, он отправился прямиком в лабораторию, чтобы посвятить себя физиологической химии. Человеком, заставившим Косселя отклониться от намеченного курса, был неутомимый Феликс Гоппе-Зейлер, несколькими годами ранее ворвавшийся на кафедру химии в Страсбурге.

Гоппе-Зейлер усадил недавнего выпускника за работу над интересным веществом, которое было открыто почти десять лет назад тем многообещающим молодым студентом в Тюбингене. После первого года работы в качестве ученика биохимического волшебника Коссель написал обращающую на себя внимание работу, предвещавшую ему блестящее будущее. В этом месте карьеры двух подающих надежды учеников Гоппе-Зейлера начали расходиться. Мишер сжег себя на работе, а Коссель восходил от силы в силу.

В первой большой работе Коселя (1878 год) сообщалось о находке, которая была достаточно поразительна в то время, но полное значение которой оценили лишь полстолетия спустя. Ему удалось извлечь нуклеин не из клеток гноя или молок лосося, а из дрожжей – организма, который лишь чуть более сложен, чем бактерии. Сначала он предположил, что «дрожжевой нуклеин»[154] идентичен содержащемуся в животных тканях, но позднее Коссель показал, что между ними имеется едва заметное принципиальное различие.