Ярость прогорает быстро, как кусочек папиросной бумаги, и остаются только горячие, злые слезы. Вот только, какой с них толк? Рафа чуть ослабляет хватку и плавно утягивает меня вниз. Он опускается на пол и усаживает меня к себе на колени, словно я ростовая кукла или глупый ребенок. Они считают, что могут лапать меня, что успокаивать, смиряя силой, — это нормально.
Мама всегда учила меня, что девушка должна блюсти себя, беречь свою женскую честь. Она говорила, что ни один мужчина не смеет относиться ко мне неуважительно. Но теперь мое тело стало общественным достоянием, а она продолжает боготворить того, кто сделал из меня грязную шлюху.
— Агния Алексеевна, Олег Владимирович хороший человек, — упрямо долдонит он, поглаживая меня по спутанным волосам.
Я чувствую себя малым ребенком, которому взрослые говорят, что он просто глупенький и не в состоянии понять, как все на самом деле. Но, к сожалению, я знаю Цербера ближе некуда, и уж точно не ошибаюсь.
— Нет, нехороший он, — горько проговариваю я, выталкивая слова сквозь боль в горле. — Он тебе, наверное, хорошо платит, вот ты и лижешь ему пятки.
Церберу удалось закрыть мне рот, смирив угрозами семье, но перед его прислугой я лебезить не собираюсь. Пусть этот ручной пес даже не надеется, что увидит от меня хоть что-то похожее на уважение.
— Дело не в деньгах, — мрачнеет Рафа, и по его тону я понимаю, что мои слова попали в самое сердце. Если оно у него, вообще, есть. — Олег Владимирович, и правда, не скупится на зарплату, но я бы работал на него и бесплатно.
— Я же сказала, что цепной пес, — проговариваю я холодно и спокойно, а его руки чуть сдавливают мое тело. Пытается заставить меня заткнуться. — Что такого расчудесного сделал твой хозяин?
— Он спас мою жену, — отвечает глухим голосом, который словно доносится издалека. — Я расскажу, если вы успокоитесь и не станете больше хвататься за ножи, Агния Алексеевна.
Его слова выжгли вокруг нас весь кислород. Я верю, что Олег может купить человека. Или взять женщину силой. Но добрые дела — это не про него.
— Отпусти меня уже, — требую я, но мои слова больше походят на просьбу маленькой девочки. — И хватит звать меня по отчеству.
К моему удивлению, Рафа просто разводит руки в стороны. Я неуклюже сползаю с его колен и отодвигаюсь на добрый метр. Сажусь на пол и опираюсь пульсирующим затылком о край столешницы.
— Я обязан Олегу Владимировичу всем, — начинает он свой рассказ, глядя в пустоту.
— Что он сделал? — фыркаю я, мазнув взглядом по ножу, который валяется совсем недалеко.
— У моей жены обнаружили рак. И Олег Владимирович оплатил ей очень дорогое лечение за границей.
Вот и все. Пафосная история уместилась в двух предложениях. Не впечатлил. Цербер и со мной провернул этот финт. Оплатил лечение брата и купил меня этим с потрохами. Вот только я не собираюсь радостно вилять хвостиком.
— Так тебе и надо, — злорадствую я, повернув к нему голову. — Она правильно сделала, кстати. Твоя жена. Вылечилась и ушла.
— У нее случился рецидив пять лет спустя, — окатывает меня взглядом полным боли. — Олег Владимирович вновь оплатил весь курс, но у нас не вышло побороть эту гадость во второй раз.
Вот откуда кольцо и вечно хмурая физиономия. Понятно теперь, что этот человек мне не помощник. Чувство долга держит крепко. Я-то знаю.
— Мне жаль, — выдаю банальное, но бездушное.
Что Цербер со мной сотворил? Не с телом, с душой. Она онемела, почти умерла. Мне не жаль своего тюремщика, и совсем за это не стыдно.
Во мне загорается жуткое желание сделать этого человека сопричастным к моей трагедии. Да, не поможет, но и чистеньким Рафа не выйдет. Однажды он поймет, что, обхаживая своего божка, стал соучастником преступления. И тогда будет только больнее, если жертва в моем лице станет для него чем-то личным.
Я не собираюсь сближаться с ним физически, но морально залезу под кожу.
— Спасибо, — отзывается Рафа, и я понимаю, что он вспоминает ее.
Раньше я бы уже рыдала от жалости к нему. Но Цербер убил во мне ту маленькую, глупую Агнию, и сейчас мне приятна его боль. Я ею дышу так же, как в тот раз, когда увидела заклеенное плечо Цербера и узнала о болезни его отца.
— Рафа — это ведь кличка, да? — спрашиваю я, разрушая его защиту.
— Прозвище, от фамилии Рафаилов, — поясняет он, посмотрев на меня с удивлением.
— Мне не нравится звать людей по кличкам. Как тебя зовут на самом деле?
— Я привык, что меня зовут так, — увиливает он, пытаясь не подпустить меня ближе.
Нет, я не буду как все. Я пойму, как она звала его и буду делать также, чтобы Рафу наизнанку выворачивало от того, что он творит со мной.
— Я хочу знать твое настоящее имя, — давлю я упрямо, поглядывая на нож, который валяется в метре от нас.
Проследив траекторию моего взгляда, Рафа встает, забирает нож, вставляет его в подставку и закидывает ее на двухметровый холодильник. Возвращается ко мне и садится ближе, чем был.
— Меня зовут Алексей, — бросает он мне.