Двойное отцовство

Несмотря на рабочую профессию, — мой отец всю жизнь проработал машинистом в метро, — он был настоящим питерским интеллигентом. Мы опрокинули по рюмочке, съели курицу, выпили чаю с вареньем, а папа так и не спросил, что стряслось между мной и мужем. Он никогда не лез в душу. И такая тактика срабатывала. Я сказала:

— Ты не волнуйся за меня, пап. Мы с Максом поссорились, и я психанула. Поживу у тебя несколько дней, подумаю о ситуации и поговорю с ним. Мы решим наши проблемы.

Конечно, решим — так или иначе, рано или поздно.

— Не сомневаюсь, дочка, — ответил отец. — Скажи только, он тебе не… изменил?

Я думала, он спросит «Не сделал больно? Не поднял руку?», но у отца была другая болевая точка — измены. Ох, знал бы он, что это его дочурка в счастливом браке заинтересовалась другим парнем. Впервые я подумала о том, сколько боли могла причинить Максу, — не меньше, чем мама отцу, когда начала изменять. А ведь Макс не скрывал, что безумно ревнует.

— Нет, — сказала я, — он верный муж, просто обманул меня в одном вопросе. Даже не обманул, а утаил правду, а для меня это важно.

Не предупредил, что бесплоден. Придумал дурацкий секс втроём. Всего-то делов.

— Ничего, всякое в жизни бывает, — сказал папа. — Отдохнёшь и примешь правильное решение. Какие у тебя планы на вечер? Я хотел тебе кое-что показать. Может, ты повеселеешь.

— Показывай! Я не против повеселеть.

Папа привёл меня к гаражу, где дедушка хранил свой мотоцикл с коляской. Сколько я себя помнила, тут всегда стояла древняя колымага, покрытая паутиной и ржавчиной. После смерти деда отец отказался сдавать её на металлолом, хотя мама ругалась и требовала освободить сарай под летнюю кухню.

Папа распахнул двери, включил свет и жестом фокусника показал на блестящий зелёный бок новенького мотоцикла.

— Ого! — вскричала я. — Ты купил мотоцикл?

— Не купил, Олюшка! Отремонтировал. Разобрал до последнего болтика, почистил, покрасил и обратно собрал! Дедушка катал меня на нём в детстве. Я мечтал, что заимею такой же «Урал», когда вырасту.

— Выходит, мечты сбываются? — я крепко обняла отца.

— Выходит, что так! — засмеялся он.

Вечером мы принарядились и поехали в посёлок на вечер тех, кому за пятьдесят. По пятницам в местном ДК устраивались танцы для пенсионеров. Всё что угодно, лишь бы не сидеть дома и не плакать о том, что у меня не будет детей от любимого человека! Я чувствовала себя так, словно потеряла этих детей. Словно они умерли на моих руках от неизлечимой болезни — один за другим. Я лишилась того, чего у меня никогда не было, а больно было по-настоящему.

Мы с папой произвели фурор, припарковавшись на зелёном «Урале» у Дома культуры. Я изящно вылезла из коляски, а папа лихим движением снял шлем и тряхнул светлыми волосами. Меня наперебой приглашали старички, а папу утащили танцевать бойкие сорокалетки. Я опасалась, что они и в постель его затащат, поэтому приглядывала за папой. На пару часов мы закружились в танцах под Талькова и Пугачёву.

Позвонил Макс. Я собиралась ответить, но горло перехватило от спазма. Нет, я ещё не готова к спокойному разговору. Я не знала, что сказать мужу. Что можно обсуждать в подобной ситуации? Разговоры ничего не решали.

Поздно вечером, когда мы вернулись на дачу и готовились ко сну, пришло сообщение: «Оля, если захочешь развестись, я тебя пойму. Позвони дяде Боре. Он займётся разводом, нам даже не придётся встречаться. Раздела имущества не будет, всё останется тебе. Прости меня. Если бы я мог исправить ситуацию, я бы это сделал». Я в раздражении чуть не швырнула телефон в стену. «Позвони дяде Боре»! «Прости меня»! «Если бы я мог»!

А как же моя любовь?

Как же наша любовь?

Или это совсем ничего не значило?

Это конец?

***

В понедельник я поехала в студию. Хочешь не хочешь, а фотографии Ильи обрабатывать нужно. «Финмосбанку» пора запускать рекламную кампанию. Илья уже сделал первую запись в своём блоге на сайте банка: сообщил, что благополучно прилетел в Катманду и выложил фото на фоне буддийского храма. Я любовалась лицом Ильи — немного усталым, но по-прежнему привлекательным и знакомым до последней чёрточки. Позади него стояла группа альпинистов с рюкзаками, и я ощутила укол ревности: две недели Илья Долин был только моим (ну хорошо, не лично моим, а нашим с Максом), а теперь вернулся в естественную среду обитания. Горы, друзья, палатки, трудный и опасный путь на вершину — вот что теперь составляло его реальность.

Илья уехал в Непал.

Мы с Максом расстались.

Всё разрушилось.