Двойное отцовство

— Я тут, — я всунула в кадр свою грязную морду, не сдержалась и заплакала от жалости к самой себе.

Я выглядела, как измождённая старуха: чёрные круги под глазами, ввалившиеся щёки и синие потрескавшиеся губы. Камера безжалостно подчеркнула чудовищные разрушения, которые нанесла моей внешности высотная гипоксия. Бедняга Макс выглядел не лучше. Когда мы вернёмся в Питер, никто нас не узнает. А Лаврик передвинет Макса со второго места в своём личном хит-параде на последнее.

— Чёрт… — выдохнул Илья. — Где вы остановились?

— В какой-то деревне, — ответил Макс. — Я не помню название, они тут все похожие —Тенгбоче, Дингбоче, Дебоче…

— Когда вы планировали прибыть в лагерь?

— Завтра.

— Понятно, — сказал Илья. — Оставайтесь на месте, я вас найду.

Он повесил трубку, а Макс повернулся ко мне и сказал:

— Он нас найдёт, любимая, всё будет хорошо.

Я хотела обрадоваться, но чувствовала себя совершенно обессиленной:

— Макс, мне кажется, наша миссия невыполнима.

— Ты о чём? — спросил Макс.

— Даже если у меня сейчас овуляция, я не смогу заняться сексом. Во-первых, мне неохота раздеваться, во-вторых, я не выдержу нагрузки, а в-третьих, Илья меня не захочет. Я страшная. Всё не так, как я себе представляла…

— Не переживай, — он меня обнял, — мы что-нибудь придумаем. Ты очень красивая, Оля. Конечно, он тебя захочет, даже не сомневайся!

***

Илья появился часа через два. Солнце ещё не село, мы выползли на крыльцо домика, в котором арендовали комнату. Привалились к облупившейся стенке и смотрели на дорогу, уходившую к Эвересту. По ней туда-сюда ползали измождённые, но не сломленные духом люди. Эверест на многих действовал как батарейка: придавал сил и побуждал передвигать ноги, даже если хотелось упасть лицом в каменную пыль и заснуть навсегда.

Он показался из-за поворота — высокий, худой, с косматой бородой и рюкзаком за плечами. Боже, он похудел килограммов на десять! Я не выдержала и бросилась ему навстречу. Смогла пробежать лишь пять шагов и задохнулась, начала надсадно кашлять, в глазах потемнело, как перед обмороком. Макс подхватил меня, чтобы я не упала, и мы мягко осели на тропинку. Илья подбежал к нам, рухнул на колени:

— Оленька, посмотри на меня!

Я взглянула на него и улыбнулась:

— Илюша, ты чёрный, как негр.

— Не весь, — возразил он и снял очки. Вокруг глаз белели незагорелые круги. — Это из-за солнечной радиации. Сколько дней тебе плохо?

— Дня три, — ответил Макс. — Это серьёзно?

— Это горная болезнь, — Илья взял меня за запястье и нащупал пульс. — Сто десять ударов в минуту.

Прозвучало как приговор. Илья отпустил меня и взял за руку Макса. Тот искривил обескровленные губы и отмахнулся:

— Да не стоит, дружище. Я знаю, какой у меня пульс.

Илья пропустил его слова мимо ушей и измерил пульс и ему.

— Сто двадцать.

— Это потому, что я рад тебя видеть.

— Ага, я так и подумал, — ответил Илья. — Ребята, у меня есть прибор для измерения сатурации, но я и так вижу, что вы на пределе. У вас обоих сильное кислородное голодание. Если вы не начнёте спускаться прямо сейчас, дело может закончиться больницей.

Меня чуть не вырвало. Я склонилась над землёй и немного похэкала, а потом вытерла сухой рот.

— Сколько дней вы не ели?

— Я не помню, — ответила я. — Мне не хочется есть, тибетская кухня невкусная. Организм принимает только витаминки.

— А сколько дней нормально не спали?

Мы с Максом переглянулись и промолчали. Илья всё понял:

— Вам нужно срочно возвращаться назад. На этой высоте ночевать нельзя, к утру может развиться пневмония или чего похуже.

Стало так обидно! Неужели мы проделали этот чудовищно сложный путь зря? Прошагали по горам сто тридцать километров, поднялись на высоту Эльбруса, спали в холодных лоджах, не мылись, питались чечевицей и поджаренной ячменной мукой — и всё ради пяти минут общения?

— Илюш, мы не можем уйти. Мы не просто так сюда припёрлись, — сказала я. — Ты не хочешь узнать, почему мы здесь?

Он почувствовал моё отчаяние, взял меня за руки.

— И почему вы здесь? — он посмотрел на меня, потом на Макса.

— Потому что я люблю тебя и хочу от тебя ребёнка. Но ты не подумай! Не как от донора спермы, а как от любимого мужчины.

Илья долго молчал, а потом положил горячую ладонь на мою холодную от ветра щёку:

— Оля, это правда? Ты меня любишь?

— Да. Ты всегда был для меня особенным — человеком, которым я восхищалась, который запал мне в душу, хотя я сопротивлялась своим чувствам. Когда я услышала о лавине, у меня оборвалось сердце. Одна мысль о том, что я могу тебя потерять… — на глаза навернулись слёзы. — Короче, я поняла, что люблю тебя. И Макс это понял. И мы решили, что хотим от тебя ребёнка.

Макс хмыкнул, услышав вольную трактовку событий, но кивнул. Приблизительно так всё и было.

— Оленька, ты такая смелая девочка, такая решительная… — Илья нежно поцеловал меня. — Я бы с радостью, но вряд ли у нас получится заняться сексом. Слишком высоко. Мы все физически истощены.

— Ты не истощён! — воскликнула я. — Просто я стала некрасивой!