— Есть. Мать с отцом в деревне, но у них отношения... Подружки — алкоголички, я их отвадил. Может, не всех. Но Файка — не дура, она бы им отчего не доверила. Они бы проболтались... Больше я ничего не знаю.
Лешка опустил голову и закрыл лицо руками.
— Леха, у тебя есть знакомые, у которых ты мог бы пожить? — Он отрицательно помотал головой.
— То есть в городе, конечно, есть...
— Понятно, — в свою очередь кивнула я. — Но из города тебе необходимо линять. Как ты думаешь, за тобой следят?
— Ксень, ну ты иногда умная, а так — дура дурой! — удрученно взглянул на меня друг детства. — Если бы не следили, откуда бы знали, когда я домой явился?
— Ну , конечно, легче оскорблять человека, чем до чего-нибудь самому додуматься! — вспылила я. — А ну-ка, встань!
Леха покорно поднялся во весь свой немалый рост. Да, замаскировать такого громилу — дело нелегкое.
За домом следят, тут Егоров прав. И все же необходимо, чтобы он незаметно покинул квартиру. Что мы знаем из детективной литературы? Использовать подвал? Отпадает. Наш подвал не соединен с соседними. Может, чердак?
А вот чердака-то у нас и нет. Кроме того, на крышу можно попасть только из первого и шестого подъезда, а мы живем во втором. Вот такие архитектурные прелести.
Что еще? Соседский балкон. Имею в виду балкон в квартиру соседей, живущих в третьем подъезде.
Тоже отпадает. Причем сразу по трем причинам. Балконы у нас расположены далеко друг от друга. Даже если Егорову удастся добраться до этого балкона, соседи, скорее всего, позвонят в милицию. А если вообще за домом наблюдают, большую Лехину фигуру, проделывающую акробатические номера на фасаде дома, заметят даже ночью.
— Точно, — удрученно кивнул Егоров, переминаясь с ноги на ногу.
— Ага. Я уже размышляю вслух. Плохо. Пора лечиться, — тяжко вздохнула я. — Но хорошо, что ты все слышал. Еще какие предложения есть?
— Не-а, — отозвался Егоров и, преданно глядя мне в глаза, заканючил, как в детстве: — Ну придумай. Ты же умная...
— Кто тебе сказал? — удивленно вытаращилась я на парня.
— А ты всегда так правдоподобно врала, что нам ничего не было!
Что правда, то правда. Покрывая наши совместные детские шалости, я действительно придумывала очень убедительные истории, которые частенько помогали нам избежать заслуженного наказания.
— Леха, а где тетя Лена? Ты почему один? — ни с того ни с сего поинтересовалась я.
— Маманя к сестре во Владимир отправилась. Тетку в больницу положили, операцию сделали. Она уж месяц там, недавно звонила, сказала, что еще месяца два пробудет. Тетка одинокая, ни мужа, ни детей. Мать ее хочет к нам перевезти, но пока нельзя. — Егоров снова опустился на диван, который под ним заметно прогнулся.
— Так, так, так, — замахала я на него руками. Подробности личной жизни Лехиных родственников меня не интересовали. — А почему бы тебе, голубчик, не сменить матушку у постели больной?
— Она все-таки женщина... — вяло протянул «любящий племянничек».
— Твоя мать тоже женщина. Причем больная женщина. Насколько я помню, у тети Лены нелады с сердцем, а уход за лежачим больным — большая нагрузка.
— Угу, — мрачно кивнул Егоров.
Я встала с дивана и бесцеремонно открыла дверцы допотопного платяного шкафа.
— Ты чего? — удивился Леха.
— А ну-ка надевай, — выудила я из пропахших нафталином недр плащ тети Лены.
Ростом сынуля лишь сантиметров на пять был повыше матери и примерно настолько же пониже своего покойного отца.
Ничего не понимая, Леха обрядился в женский плащ.
— Отлично. Я сейчас спущусь к моей маман, а ты пока найди платок пострашнее, какие-нибудь гамаши, и обязательно туфли.
— Зачем?
— Затем! — рыкнула я на парня и скрылась за дверью.
Сверившись с часами (мама должна быть на работе), я позвонила в ее дверь и быстренько спряталась. Дверь не открывалась. Ее нет дома!
Не обращая внимания на дурные вопли кота Всеволода Николаевича, я вихрем ворвалась в квартиру, стащила с антресоли чемодан и добыла из него старый мамин парик — мечту своего детства. Теперь-то я понимаю, что это искусственная дешевка, но тогда... Впрочем, воспоминания могут подождать, а Леха — нет.
Водрузив чемодан на место, я пулей вылетела из квартиры, заперла замки и через минуту уже лицезрела озадаченного Леху.
Дальнейшее для страдальца Егорова превратилось в кошмар.
Напялив ему на голову мамин парик и облачив в женские одежды, я намазала ему губы жуткой помадой морковного цвета, которой пользовалась тетя Лена. Затем с гордостью обошла вокруг преобразившегося соседа.
— Класс! — оценила я свое произведение.
— Ворон на огороде пугать! — резюмировал неблагодарный друг детства.
— Леха, это ты дурак, а не я! В таком виде ты можешь спокойно выходить на улицу. Даже соседи примут тебя за твою мать. А эти (кто «эти», я не уточняла) точно не узнают.
— Я в таком виде на улицу не выйду! — громко запротестовал Егоров.
— Хорошо, — быстренько согласилась я. — В таком случае я сейчас же ухожу, и выпутывайся, как знаешь!