Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

И снова прервем на время эту громадную цитату и удивимся. Мы как-то привыкли считать Сталина самым радикальным из всех, непримиримым коммунистом и пр. и вдруг с удивлением узнаем, что, оказывается, у него была международная репутация сугубого реалиста. В то время как Тухачевский, как мы знаем, имел прочную репутацию «красного милитариста». Все аргументы, которыми Виктор Суворов обосновывал стремление Сталина завоевать мир, куда больше применимы к «красному маршалу». Польская кампания, когда он собирался на красных саблях нести революцию в Европу, «классовая стратегия», армейский фанатизм и пресловутый «красный милитаризм» как раз и могли создать ему репутацию «перманентного революционера». Тем более что лидером советской оппозиции считался и Троцкий, тоже имевший вполне определенную репутацию сторонника мировой революции. Но продолжим:

Последующую часть разговора с Бенешем Александровский передает следующим образом:

«…Бенеш утверждал, что уже начиная с 1932 года он все время ожидал решительной схватки между сталинской линией и линией „радикальных революционеров“. Поэтому для него не были неожиданностью последние московские процессы, включая и процесс Тухачевского… Здесь, между прочим, Бенеш особо подчеркивал, что, по его убеждению, в московских процессах, особенно в процессе Тухачевского, дело шло вовсе не о шпионаже и диверсиях, а о прямой и ясной заговорщической деятельности с целью ниспровержения существующего строя. (! — Авт.) Бенеш говорил, что он понимает нежелательность „по тактическим соображениям“ подчеркивать именно этот смысл событий. (!! — Авт.

) Он сам, дескать, тоже предпочел бы в аналогичных условиях „сводить дело только к шпионажу“. (!!! — Авт.) Тухачевский, Якир и Путна (Бенеш почти все время называл только этих трех), конечно, не были шпионами, но они были заговорщиками. Тухачевский — дворянин, офицер, и у него были друзья в офицерских кругах не только Германии, но и Франции (со времен совместного плена в Германии и попыток Тухачевского к бегству из плена). Тухачевский не был и не мог быть российским Наполеоном, но Бенеш хорошо представляет себе, что перечисленные качества Тухачевского плюс его германские традиции, подкрепленные за советский период контактом с рейхсвером, могли сделать его очень доступным германскому влиянию и в гитлеровский период. Тухачевский мог совершенно не сознавать, что совершает преступление поддержкой контакта с рейхсвером. Особенно если представить себе, что Тухачевский видел единственное спасение для своей родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в войне, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже себе представить, что Тухачевский казался сам себе не изменником, а спасителем родины». (А какой путчист считает себя изменником? Все они спасители! — Авт.

)

Далее в беседе Бенеш под большим секретом заявил Александровскому, что «во время пребывания Тухачевского во Франции в 1936 году Тухачевский вел разговоры совершенно частного характера со своими личными друзьями французами. Эти разговоры точно известны французскому правительству, а от последнего и Бенешу. В этих разговорах Тухачевский весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере, так сказать, тему „нового Рапалло“. Бенеш утверждал, что эти разговоры даже несколько обеспокоили Францию». (Как раз в это время Леон Блюм и отказался подписать военный союз с СССР, мотивируя свое решение тем, что «руководители советского генштаба поддерживают подозрительные связи с Германией». Получается, что о нашем заговоре знала вся Европа, никто происходящему не удивлялся, разве только суровости приговоров, и только наши историки ухитрились ничего не заметить. — Авт.)

…Развивая тезис «субъективного» фактора, Бенеш говорил, что ряд лиц, оказавшихся в числе «заговорщиков», мог руководствоваться такими побуждениями, как неудовлетворенность своим положением, жажда славы, беспринципный авантюризм и т. д. В этой связи он упомянул Якира и Путну… Бенеш высказал предположение, что Ягода знал все о заговоре и занимал выжидательную позицию, что из этого выйдет.

Бенеш в беседе отмечал, что в Москве расстреливают изменников, и так называемый европейский свет приходит в ужас. (А вслед за «европейским светом» и наша «прогрессивная интеллигенция» ужасается. Впрочем, как для европейской политики, так и для нашей деминтеллигенции предательство — норма жизни. — Авт.) Это, с его точки зрения, лицемерие. Бенеш не только отлично понимает, но и прямо одобряет московский образ действий…

Большой интерес представляет та часть беседы, где Бенеш говорит о близости между рейхсвером и Красной Армией. По этому поводу Александровский сообщает: