К августу Мамун оказался признан как законный правитель на большей части халифата. Однако Багдад оставался под контролем Амина и поддерживающей его группировки, пусть и сильно уменьшившейся. Городу уже было полвека. Он необычайно разросся по сравнению с официальным правительственным комплексом, который основал Мансур. За прошедшие пятьдесят лет Багдад привлек огромное число иммигрантов со всего мусульманского мира. Некоторые из них были солдатами и чиновниками, либо от носились к другим категориям государственных служащих, но много больше приходило сюда безземельных и безработных, прибывающих в город в надежде заработать на жизнь, торгуя на улицах или на рынках разной мелочевкой. Как и в любой сегодняшней столице «третьего мира», в. Багдаде появились громадные районы лачуг. Жизнь их обитателей кардинально отличалась как от жизни изнеженных придворных, которые окружали Амина, так и от жизни хорошо оплачиваемых солдат на государственной службе. Если бы они оказали сопротивление силам Тахира, борьба оказалась бы долгой и тяжелой.
25 августа 812 года Тахир разбил лагерь у ворот Анбар; этот лагерь оставался тут и на следующий год. К северо-востоку от города занял позиции Харсама ибн Аян, который привел свои войска от Хулвана. На юго-востоке расположилась третья армия под предводительством Мусайяба ибн Зухейра, контролируя реку к югу от Басры. К этому времени большая часть регулярной армии, включая
Хроникеры награждают этих людей рядом унизительных названий, грубо переводимых как «сброд», «отбросы общества» и тому подобное. Их также именуют «голытьбой» — не потому что они не носили одежды, а потому, что у них не было оружия, чтобы защищаться. Последовавший конфликт можно восстановить из истории одного столкновения солдата регулярной армии Тахира с группой ополченцев. Один солдат Тахира вышел, чтобы принять участие в сражении, и, увидев группу «голытьбы» без оружия, сказал своим спутникам голосом, полным насмешки и презрения: «Если гут только эти, тогда с кем мы сражаемся?» Его более опытные товарищи подтвердили, что с ними, и объяснили, что они как моровая язва. Уверенный в своей силе и оружии, в железном шлеме, кольчуге и мече, солдат грубо обругал товарищей за то, что не используют свое преимущество перед противником без оружия и экипировки. Он натянул лук и выдвинулся вперед. От противника навстречу ему выдвинулся человек с покрытым дегтем тростниковой циновкой в одной руке и полной камней лошадиной торбой — под мышкой другой руки. Когда солдат пускал стрелу, его противник-ополченец прикрывал себя, используя циновку в качестве щита. Одновременно он собирал стрелы и складывал их в самодельный колчан, который соорудил из куска циновки. Когда стрела падала, он подбирал ее и кричал: «Дай даник!» — имея в виду мелкую медную монету, которую он предлагал солдату за продажу стрелы. Когда солдат израсходовал все стрелы, он решил напасть на ополченца с мечом — но его противник вынул из мешка камень и запустил им из пращи прямо в лицо солдату, а затем быстро пустил второй камень. В конце концов солдат повернулся и отступил, крикнув, что его враги — дьяволы, а не люди{234}
.Самое удивительное, что багдадская голытьба еще и отобразила сцены защиты города в ряде стихов, которые дошли до нас. После одного неожиданного побоища, когда силы Харсамы были отброшены ополченцами, а он сам был захвачен и с трудом отбит назад офицером, местный поэт описал то, что видел:
Блокада, организованная вокруг города, была ужасно жестокой. Частыми жертвами стали женщины и дети, которые обычно всегда избегали последствий войны. Распад представлений о законе и порядке вызвал разгул преступности. В западном пригороде «местные воры и преступники грабили всех, до кого могли добраться — мужчин, женщин, больных, мусульман и немусульман. Они вытворяли такое, что, как мы слышали, происходит в другая странах во время войны»{235}
.