Дворец райских наслаждений

Когда в комнату заходила Нелли и говорила, что пора гасить свет, дети не хныкали и не ныли: «Ну еще пару минуточек!», «Ну можно, я хотя бы главу дочитаю!». Они немедленно захлопывали книжки и откладывали их в сторону. Дженни и Джордж споро выскальзывали из-под одеял, встав на колени, молились и тут же прыгали назад в кровати, натягивали одеяла до носу и огромными глазами невинно взирали на мать, ожидая, когда она подойдет и поцелует их перед сном. После того как гасла свеча, из детской больше не доносилось ни звука. Все это казалось очень загадочным.

Нелли не составило бы труда разгадать тайну. Для этого ей было достаточно догадаться поднять длинные края скатерти, свисавшие с обеденного стола, за которым собирались взрослые на ужин. Тогда она бы обнаружила мерцающие в полумраке глаза детей, которые сидели под столом, обхватив руками колени, и внимательно следили за лесом ног взрослых. Стоило бы кому-нибудь потянуться или же неосторожно дернуть ногой — детей тотчас бы обнаружили. Вот уже несколько недель Дженни и Джордж слушали разговоры взрослых — настоящую сказку на ночь, куда как более захватывающую, чем самые интересные книжки.

Именно за ужином родители говорили о боксерах.

Дети давно уже махнули рукой и больше не пытались пересказывать родителям страшные истории, услышанные на кухне от A-ли и А-сунь. Слуги шепотом толковали о растущей непобедимой армии волшебников, набиравшей силу в деревнях. Дети своими глазами видели, как поезд сбил боксерского священника, который чудесным образом исчез, не получив и царапины. Бледное лицо и слепые глаза священника являлись детям в кошмарных снах. А теперь, когда к ним приехал здоровяк-американец мистер Филдинг, Дженни и Джордж были уверены, что смогут получить ясные ответы на некоторые вопросы. Мистер Филдинг даже на взрослых производил глубокое впечатление — ведь он был ковбоем с Дикого Запада! Кроме того, будучи попечителем по делам христианских миссий, он объехал весь Китай, а вдобавок ко всему в первый же вечер сказал отцу, что сталкивался с боксерами лицом к лицу.

А теперь он как раз о них и рассказывал.

— Дальше к югу боксеры уже стали неотъемлемой частью пейзажа, — говорил Филдинг, прикуривая вторую сигару, — они толкутся у обочины чуть ли не в каждой деревне Шаньдуна или Чжили. Обычно кто-то из них показывает приемы боевых искусств: стоит какой-нибудь голый по пояс хвастун и машет над головой огромным мечом или же разбивает голыми руками кирпичи, а кругом — толпа зевак. Они умеют делать удивительные вещи. Обычно они не обращают на тебя внимания, разве что засвистят или же скажут какую-нибудь гадость, но если ответишь тем же — засмеются. Несмотря на пышные наряды — они простые крестьяне.

— Пышные наряды? — недоуменно спросил отец. — Вы имеете в виду их форму?

— Их одежду даже формой не назовешь. Это скорее маскарадные костюмы, которые есть в гардеробе любой труппы бродячих артистов — желтые туники, красные платки, синие пояса и кроваво-красные иероглифы, написанные на груди. Некоторые забрались в деревенские оружейни и теперь ходят — гремят старинными доспехами и размахивают мечами.

— Вас послушать, так они вызывают смех.

— Они не вызывают смеха. С тем же успехом можно хохотать над Кочайзом[26]

, который носит набедренную повязку из оленьей шкуры и цилиндр с воткнутыми в него перьями. В молодости, когда я только стал проповедником, я жил среди индейцев-апачей в резервации, одной из тех грязных дыр, куда мы загнали гордый жестокий народ, пытаясь сломить его дух, стараясь приобщить к цивилизации. Каким образом? Спаивая и посадив на голодный паек. Я преподавал им Писание, и, Боже правый, я помню, с какой необоримой ненавистью они смотрели на меня… а по их лицам ползали мухи. Несчастный сломленный народ — мне до сих пор больно об этом вспоминать. Однако, доложу я вам, доктор, если бы вы увидели индейца-апачи на лошади с ружьем в руках, как некогда довелось мне, когда Джеронимо[27] пошел на прорыв из Сан-Карлоса в семидесятых, вы бы поняли, что такое настоящий мужчина. Гордый как орел, свободный как ветер, несмотря на то, что одет он был в то, что мы с вами назвали бы рубищем, а за душой — только оружие да бусы. Страшный, как горный лев, самый жестокий и беспощадный убийца, которого когда-либо носила земля, — все против него, но с ним были его честь и гордость. Мне не хотелось говорить, доктор, но боксеры, которых я видел в Китае, чем-то напомнили мне того индейца.

— Хотите сказать, что они кровожадные опасные дикари?