Затем священник перевел взгляд на Тан Дэсиня, который, пряча глаза, кутался в меховой плащ. Священник на секунду замер и направился к Железному Вану, который, окаменев, стоял, стиснув обеими руками топор. Слепец протянул руку, коснулся рукояти и, осторожно вынув оружие из рук разбойника, с легким взмахом поднял его над головой, словно топор весил не больше перышка. Священник взял Железного Вана за руку и повел его к костру. Разбойник даже не пытался сопротивляться. Казалось, он был в трансе и напоминал ученика, который, будучи готовым принять любое заслуженное наказание, еле плетется за строгим ментором.
Священник отпустил руку Железного Вана, но топор так и не отдал. Слепец медленно двинулся к центру поляны, туда, где стояли передние ряды повстанцев, озаренных пламенем костра. Глаза некоторых воинов жадно следили за священником, хотя многие так и не нашли в себе сил оторвать взоры от призрачных фигур в небе. Железный Ван последовал за священником, который резко повернулся в сторону силуэта Гуаньди. Обеими руками священник поднял над головой топор, словно совершая подношение богу войны. Тело слепца согнулось в грациозном поклоне, он опустился на колени, потом вскочил и снова пал ниц. Так повторилось девять раз. Девять земных поклонов — именно так причитается приветствовать бога или императора. Железный Ван неуклюже опустился на колени и последовал примеру священника. Не успел разбойник подняться, как священник повернулся к нему, снова воздел топор над головой, после чего вручил его Железному Вану. Расставшись с оружием, слепец скрестил руки на груди, сделал шаг назад и замер в ожидании.
Железный Ван обеспокоенно поглядел по сторонам и поднял взгляд на силуэт Гуанди в развевающемся плаще, который воздел гигантский топор над головой. Разбойник проделал то же самое. Сперва медленно, нерешительно, но потом все более и более уверенно он принялся размахивать топором. Железный Ван закружился по поляне, выгибаясь, прыгая, делая выпады. Рукоять топора мелькала, словно дубина. Разбойник пустился в пляс. Он весь трясся, будто его тело переполняла некая сила, наносил ногами удары с ловкостью и изяществом, которые при его комплекции казались просто невероятными. Двухлезвийный топор, на котором сверкали красные отблески костра, со свистом рассекал воздух. Скорость движений все увеличивалась. С каждым выпадом Железный Ван издавал пронзительный крик. Мандарин не верил своим глазам. Разбойник двигался быстро, удивительно быстро. Теперь с ним мог сравниться далеко не каждый мастер боевых искусств.
Священник воздел руки и снова повернулся к богу войны. По рядам воинов пронесся ропот. Фигура Гуаньди, которую окутал зеленый дым, казалось, одновременно росла и тускнела. Вдруг она исчезла. Там, где прежде восседал на лошади бог войны, теперь была лишь тьма. В то же мгновение Железный Ван замер — одна нога на земле, вторая подогнута, над головой воздет топор. Сейчас он напоминал статую в храме. Мандарин уставился во все глаза. Перед ним по-прежнему стоял Железный Ван — те же кустистые брови, густая борода, впалые щеки, — но выражение лица полностью изменилось. Мандарин увидел знакомую гримасу ярости Гуаньди.
— Вы видели? Видели? — лепетал Тан Дэсинь.
— Гуаньди! Гуаньди! — прокатилась волна по рядам боксеров. Задние ряды вставали на цыпочки, чтобы тоже увидеть чудесное превращение.
Железный Ван медленно опустил вторую ногу, перекинул топор на плечо и повернулся к выстроившимся отрядам. Он словно стал выше, в его движениях появилась грация, которой прежде никогда не было. Он замахнулся топором и опустил его вниз с такой силой, что одно из лезвий полностью ушло в землю.
— Смерть иноземцам! Спасем Цин! — прорычал он, и люди с радостью подхватили брошенный клич.
Разбойник вместе со священником пошли вдоль рядов, оглядывая восторженных повстанцев. Они внимательно всматривались в лица и время от времени вытягивали к себе то одного, то другого воина. Подавляющее большинство молодых людей с радостью выходили из строя, принимаясь отвешивать земные поклоны. Железный Ван со священником подносили их оружие тому или иному богу, фигуры которых замерли над верхушками сосен. Вскоре поляна заполнилась кружащимися и дергающимися в танце людьми, ритм которому, равно как и безумию, охватившему воинов, задавал грохот барабанов. Каждый раз, когда какая-нибудь фигура, плавающая над верхушками деревьев, растворялась во тьме, один из людей, который буквально за мгновение до этого двигался в дикой боевой пляске мастера боевых искусств, замирал как вкопанный, а потом отходил в сторону, являя остальным черты божества, которое в него вселилось.
Узкие плечи кутавшегося в меховой плащ Тана Дэсиня тряслись от смеха.
— Я же говорил вам,
— Майор Линь! — крикнул мандарин. — Майор Линь!
— Слушаю,