Дворец райских наслаждений

Пастор Джон, в надежде прийти к компромиссу по самым важным вопросам, прилагал все усилия, чтобы собрание сосредоточило внимание на основных противоречиях и обидах, однако встреча началась с града взаимных оскорблений и обвинений, большую часть которых Елена так и не поняла. Пастор Джон в основном отмалчивался. Он хотел, чтобы собравшиеся выпустили пар, прежде чем он выступит с обращением, которое, как он надеялся, могло привести к мирному разрешению конфликта.

Такая возможность представилась после того, как выступил буддийский монах. Бонза сделал несколько сдержанных замечаний о храмовых сборах, рассказав, как отказ христиан платить налоги повлиял на возможности храма поддерживать многие планы и прожекты селян, как то: строительство новой дренажной системы и празднование Нового года. В отличие от остальных, он не выразил недовольства отказом христиан платить налог, а просто отметил, что подобное решение существенно снизило доходы храма.

Пастор Джон решил, что наступил подходящий момент выступить с речью. Поправив очки и кинув последний взгляд в свои записи, он со всей вежливостью обратился к старейшинам. Речь и впрямь была хорошо выдержана, спокойна и на первый взгляд задела слушателей за живое. Пастор напомнил о том, что все жители деревни соотечественники, о том, как они долгие годы вместе трудились, помогая друг другу во времена неурожаев. К чему ссориться родичам и друзьям? Неужели взаимоуважение между человеком, верующим в одного Бога, и человеком, поклоняющимся многих богам, — невозможно? К сожалению, в последнее время между христианами и людьми, оставшимися преданными старой вере, наметились трения, но причины этих трений не имеют никакого отношения к религии. Они связаны с деньгами, например храмовым налогом (он поблагодарил буддийского священника за мудрые слова), так давайте обсудим какие-нибудь другие способы, посредством которых христиане могут принести деревне пользу. Ежели после этого спор между деревенским главой Яном и Миллером Чжаном так и не будет разрешен, пусть соберутся деревенские мудрецы и, как некогда отец Адольфус в прошлом…

Ему не дали договорить. Услышав о куске земли, из-за которого шел спор, дядя и племянник, сидевшие напротив друг друга, снова принялись осыпать друг друга бранью, причем ругань становилась все более и более оскорбительной. В один момент показалось, что дело дойдет до рукоприкладства. Пастор Джон стукнул по столу кулаком и попытался восстановить порядок, призвав обоих спорщиков уняться во имя доброй памяти об отце Адольфусе.

Вот это было ошибкой. Деревенский глава Ян, оскалившись, повернулся к пастору Джону, посмотрел на сестру Елену и прямо перед ней плюнул на стол:

— Вот что я думаю о вашем отце Адольфусе. Он был обычным злым колдуном, который своими чарами обманывал честных людей и помогал христианам, поклоняющимся демонам. А теперь ему на смену ты привел сюда эту ведьму!

Христиане, сидевшие рядом с Еленой, повскакали с мест. Миллер Чжан схватился за нож, висевший на поясе, но пастор Джон забарабанил кулаком по столу, громко крича:

— Тихо! Тихо!

В повисшем молчании пастор Джон попытался возразить деревенскому главе:

— Как вы можете так оскорблять нашу гостью? Как можно быть таким неблагодарным? Сколько добра сделали наши друзья за последние несколько лет! Прошу вас извиниться перед старшей сестрицей за ваши необдуманные слова. Быть может, у нас с вами есть кое-какие разногласия, но старшая сестрица всегда была к нам добра и не делала ничего худого.

— Ничего худого? Расскажи это моей корове, которая пала сегодня утром, как раз после того, как к нам заявилась она, — Ян кивнул на монахиню. — А может, вспомнишь мула Лао Дая, который сдох два месяца назад, когда к нам пожаловала другая иноземная колдунья? Говоришь, ничего худого? Матери живут в страхе за детей. Что станет, если ведьма наведет на ребенка порчу?

— У моего внука утром началась лихорадка, — обеспокоенно произнес Чжэн Фуцзя. — Когда дочка привела его с речки, лобик у него так и горел. А по дороге у пруда они встретили ее, — он кивнул на Елену.

Монахиня открыла рот от возмущения, силясь хоть как-то возразить. В то же время она обратила внимание на шум. Целиком сосредоточившись на споре, она едва ли заметила толпу зевак, внимательно следивших за встречей. Христиане стояли отдельно. Послышались гневные выкрики. Старуха, тыча в монахиню костлявым пальцем, проскрипела:

— Внученьку, внученьку мою отравила. Давала ей лекарства, а через две недели она умерла!

Еще один крестьянин что-то кричал о стригущем лишае, поразившем его овец.

— Неправда. Это все ложь, — прошептала Елена, умоляюще глядя на пастора Джона. — У малышки была горячка мозга. Я давала лекарства, только чтобы унять боль. Я никогда не говорила, что смогу ее вылечить. Как они могут такое говорить?

Пастор Джон уже был на ногах. Плечи дрожали, а обычно спокойное лицо исказилось в гримасе ярости. Потрясая кулаками, он громко закричал: