Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

«У нас не Англия», — напоминает Карамзин. Иначе говоря, в России излишне разделение властей, парламентский контроль за действиями исполнительной власти, независимость суда от правительства… Все, что требуется, — это внимательный и строгий государь, который награждает добрых и наказывает злых. Такое нарочито наивное уподобление государственной мудрости домостроительству совершенно уничтожает различие между сферой частной экономии и сферой политики. Область гражданской ответственности, взаимодействия свободных граждан поглощается в предлагаемой модели «патриархального» общественного устройства сферой несвободы, иерархических отношений, основанных на произволе, пусть даже с самыми благими намерениями. Называя себя «республиканцем в душе», Карамзин, по существу, приходит к апологии «азиатского» образа правления, к оправданию самовластия, ограниченного лишь доброй волей монарха. Все различие между тиранией и самодержавием сводится у него к тому, что в первом случае монарх оказывается мучителем, действует по собственной злой прихоти, тогда как в другом случае — это «добрый государь», который великодушно устремляет свою волю к достижению «общего блага». Отличие тирании от монархии лежит в различии характеров стоящих во главе государства лиц. Карамзин в период Вестника Европы

неоднократно писал о необходимости установления законности в России. Однако, в отличие от Щербатова, он считал, что монарх должен стоять выше закона и его дело — судить «по совести». Таким образом, отвергается важнейший принцип, который и по Аристотелю, и по Монтескье отличает тиранию от монархии, — принцип верховенства закона.

Точка зрения Карамзина, таким образом, представляет собой последовательное отрицание отстаивавшейся Щербатовым концепции смешанной монархии, предполагающей ограничение произвола монарха через участие в политике особого элитарного слоя. Если Щербатов, проектируя корпорацию достойных участия в правлении дворян, предпосылкой к таковому считает принцип «чести», то Карамзин, ссылаясь на Макиавелли, выдвигает принцип «страха» как средство против коррупции^{873}

. Принцип этот должен применяться ко всем, независимо от дворянского или недворянского происхождения, хотя Карамзин и предполагает некоторые преимущества по службе для выходцев из родового дворянства.

Что же касается дворян, не занятых на государственной службе, то Карамзин настаивает на их непричастности к политике и уходе в «частную жизнь» — будь то занятия благотворительностью, литературой или сельским хозяйством. При этом он требует от государства гарантий неприкосновенности этой сферы занятий. Карамзин отстаивает свободу «общества» от государства — в обмен на невмешательство первого в дела последнего. Исключение делается только для тех случаев, когда предполагаемые государством преобразования угрожают каким-либо сложившимся формам общественных отношений. Один из случаев, когда Карамзин считал себя вправе выразить протест от имени «общего мнения», — распространившееся в обществе воззрение, что государь отдает предпочтение не русским, а польским дворянам^{874}

. Здесь Карамзин вспомнил характерное для XVIII столетия отождествление дворянина и «патриота», «гражданина». Однако эти республиканские по своему происхождению термины лишились изначально присущего им смысла, поскольку Карамзин представлял себе «политическое тело» как некое подобие «домашнего хозяйства».

5

Возможно, мы лучше поймем точку зрения Карамзина, если сравним текст Письма сельского жителя с современным ему текстом неизвестного автора, описывающего прелести сельской жизни: