Дыхание

— Давай разольем пополам, — блеснул я компромиссом.

— Покурим, стало быть, по-братски.

— Видишь ли, я не сочувствую коммунистам. И все по-твоему: ОНО. Или все, или ничего.

— Это одно и то же.

— Хорошо, — сказал Егор и вылил в стакан последнее.

— Назови, что это такое. Правильно скажешь — все твое. Нет — мое. Только не говори, что это стопарь с водярой. Синонимы запрещены.

Я махнул стопку в себя, зажег сигарету и бросил пустой стакан на пол. Егор сглотнул слюну.

— Ну а сигарета?!

— Докурю, увидишь.

Мне совершенно не хотелось ни пить, ни курить. И я бы все отдал Егору, если бы он придумал что-нибудь посвежее.

Блин. Какой ты умный парень.

— Кстати, — сказал Егор, принимая от меня сигарету. — Ты не отметил один момент. Когда в стакан переливал. Это существование.

Но, похоже, я не одинок.

Смяв бычок, Егор откашлялся и хмуро сказал:

— Ладно. Я пошел спать. Мне завтра вагон принимать.

Он встает, делает несколько шагов и повалившись на старую шубу, мгновенно начинает храпеть.

Неделю назад Кита, о котором я уже рассказывал, освободили по условно-досрочному и он заглянул ко мне. В тот день у меня гостила Рита; она накормила его борщом и пирожками, и приняв пятьдесят грамм, Кит признался: «Жена ушла. Все забрала. На работу не возьмут. Что, к корешам идти? Воровать? Нету здесь ничего моего… Выхода нет». «Вон выход», — сказал я и кивнул на дверь. Кит почернел лицом, не говоря ни слова встал и ушел. Через день он позвонил мне на работу и сказал: «Спасибо». Он молчал, не кладя трубку. «Спасибо», — сказал я. Кит вздохнул.

Послышались короткие гудки. Серверный ветер. Боги сервера. Reset.

18

11:05. От вчерашней ипохондрии не осталось и следа. Монументальная простота мира. Сейчас меня не свалишь и бульдозером. Единственное, чего я не понял — откуда взялся синяк на правом плече.

В потной непроходимой толпе троллейбуса следую в редакцию газеты «Среда Ы». Красивая брюнетка арабского типа подлаживается ко мне и, глядя в пространство, начинает змеиные телодвижения. Беру рукой ее грудь под платьем — и так мы едем четыре остановки. На «Поселке Красных Колчаковцев» она дружески пожимает мне ногу выше колена и выходит. С ней два арабских типа в кожаных куртках.

Ну что же, начало дня интригующее. Лауре ведь ничего не стоит поднять телефоную трубку и сказать мне пару слов… В самом лучшем расположении духа врываюсь в контору. Итак, «Среда Ы». Я уволилися год назад и с тех пор бывал здесь только дважды. Пройдя в приемную, я встретил фольклорную крутобедрую секретаршу в рискованном наряде и пару секьюрити, тщательно обыскавших меня, применив в том числе портативный злобоискатель. Секретарша, видимо, привыкла к подобному действу. Может быть, на ней так мало одежды именно затем, чтобы показать открытость души и преданность фирме. Дверь в кабинет Директора напоминала устройство на аэровокзале, через которую проходят все пассажиры — потенциальные террористы с точки зрения охраны.

Директор мрачно возвышался за своим тяжелым, черного дерева, столом. Один секьюрити, прошедший вместе со мной, аккуратно запер дверь и открыл небольшой чемоданчик.

— Если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов, — произнес Директор и отложил в сторону мое рекомендательное письмо. — Духополиграф еще не проходили?

На голову мне одели какую-то штуковину, похожую то ли на трусы, то ли на панаму с проводками. На запястьях защелкнулись наручники с отражателем — последнее слово оборонки и последний аргумент правительства, обеспокоенного свободой нашей касты, ибо участились случаи побега в Астронет и к Отступникам.

Допрос длился и длился. Покрывшись по́том, я едва успевал отвечать. После двухчасовой пытки я едва ворочал языком.

— Ну ладно, успокойся, — благодушно заметил Директор, когда оператор-секьюрити снимал с меня проводки и антибраслеты. — Ты, я вижу, парень нормальный, но ты новичок. Враги кругом. Понял? Ладно, ты принят. Каждый квартал будешь проходить тестинг. Иди в свой отдел.

Пройдя через вереницу замерших секьюрити, охранник проводил меня в кабинет, где сидел мой непосредственный начальник, рыжий парень в эспаньолке и пенсне с тонированными стеклами. Мы поздоровались. Его звали Костя Пилсудский.

Пилсудский — демоническая личность. Вместе с тем он честный журналист и большой мыслитель. Я обнаружил его в темном аппендиксе курилки.

Пилсудский пребывал погруженным в задумчивость.

Скрипнув стулом с раздолбанной спинкой, он произнес:

— Господин Навъяров, как вы относитесь к Бодинету?

— Спасибо, хорошо. Мне кажется, им можно доверять.

Пилсудский одобрительно, хоть и не без недоверия к Сети, кивнул головой.

— Куришь? — спросил он.

Отпираться было бесполезно. Хотя черт их знал: может быть, они свихнулись на здоровом образе жизни и баночках с питательными добавками. Мы закурили.

— А к чему весь этот контроль? — не выдержал я, стряхнув пепел с сигареты.