Дым

Эти слова обращены к Ливии и одновременно — к Чарли. Ливия впрыскивает жидкость в жестянку, слышит, как Томас делает вдох. Стеклянные круги наливаются чернилами. Из-под маски сочится темнота. Спазм, сиплое дыхание. Потом Томас отталкивает ее и кидается на дверь, вкладывая в прыжок весь свой вес. Опять и опять он таранит древесину, не замечая боли, пока левая рука не повисает, словно сломанный плавник. Заслышав шум, бегом возвращается Джулиус; когда замок наконец не выдерживает, ему приходится отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под град щепок. Ливия видит его неотчетливо: слишком много дыма — в комнате, но и в ее крови тоже, зараженной бешенством Томаса. Истощенная фигура, пепельно-серая, белки глаз пурпурно-черные. Он по-боксерски поднял руки к груди. Голос его звучит на удивление легкомысленно. Насмешливо.

— Ну вот, — говорит Джулиус. — На этот раз мы без перчаток. И ты нашел маску. Второе лицо. Оно врастает в тебя. Очень скоро перестаешь понимать, где маска, на тебе или нет.

Потом он и Томас исчезают во взрыве дыма.

Это жутко, а кроме того, происходит на расстоянии, непостижимо, скрыто от взгляда. Будто посреди коридора открылась дыра, окно в другое место, далеко отсюда. Темнота в колодце зимней ночью. Можно бросить туда ведро, в эту темноту. Раздастся звук столкновения, но с чем встречается ведро, понять невозможно. Вытащив его, ты видишь черную воду.

Ливия хотела бы помочь Томасу. Но даже на расстоянии дым, который дотягивается до них тонкими, тугими щупальцами, леденит ее кровь. Инфицирует ее, да, но при этом отгоняет, толкает к входной двери, где она сжимается от страха, отвращения и ненависти. Рядом с ней Чарли ведет свое сражение с дымом, наклоняя корпус вперед, словно бросается в бурю. А дальше — сумасшедшее мельтешение конечностей под аккомпанемент звуков, глухих, вязких ударов, как будто отбивают мясо к обеду; крики, вопли, что-то вроде смеха. Кажется, что прошла вечность. К ней тянется рука — это Чарли. Они сплетают пальцы так, что Ливия чувствует, как его кости впиваются в ее плоть. Волосы и лицо Чарли черны.

Вместе они наконец подбираются ближе, понимая, что борьба стихает, что теперь только один противник колотит другого, что дым умирает. Пол покрыт сажей, жирной, как колесная смазка, так что они поскальзываются и неуклюже падают рядом с распростертыми телами. Сверху — Томас. То, что внизу, неподвижно и истекает красной кровью.

И все равно Томас бьет его, то один, то другой кулак взмывает над его головой и опускается на грудь, на голову, на шею. Ливия наклоняется к нему, пытается дотянуться до него, до маски на его лице. Он чувствует ее руки, поворачивает к ней черные выпуклые окуляры. И вдруг прижимает ее к полу, хватает за горло, падает на нее всем телом. Его пальцы, скользкие от крови, двигаются от ее горла к лицу, волосам, рвут на ней одежду; его тело — горячее и тяжелое. Это Томас, напоминает она себе, сопротивляясь, Томас… Ей удается схватить резиновую трубку, идущую от его челюстей, и сдернуть маску. Что-то темное поднимается в ней, и оно хуже страха. Возникает Чарли: он оседлал друга и сталкивает его с Ливии. Томас теперь зажат между их телами.

Ливия наблюдает перемену. Сначала рот его оскален, угрожает ее коже, даже зубы черны от сажи. Затем — словно ребенок выходит из туннеля: во взгляде Томаса появляется что-то другое. Разум, узнавание. И тут все затмевает вспышка стыда, такая сильная, что Ливии хочется отвернуться, не увеличивать его страдания своим присутствием. Но тело Томаса все еще давит на нее, на грудь, бедра. Она выкарабкивается из-под него и наталкивается на ком плоти. Это Джулиус. В разинутом рту торчат пеньки зубов; вокруг валяются клочья вырванных волос.

— Он был истощен, слаб. Кожа да кости. Ничего, кроме ненависти. У него не было ни единого шанса. — Это первое, что говорит Томас. У него вывихнуто левое плечо, руки распухли, рубашка изорвана. — Ренфрю был прав насчет меня. Я убийца.

— Это был не ты.

— Ты уверен, Чарли?

Он сидит в углу на корточках, уткнув подбородок в грудь. И все еще не решается посмотреть на Ливию. Она хочет помочь ему, но это трудно — мешает воспоминание о том, как его тело вжималось в нее. Ее лицо и сорочка измазаны кровью обоих кузенов.

— Все это осталось в прошлом, — только и может выговорить Ливия.

При этих словах Томас наконец поднимает глаза. Ни слезинки. Все тот же немигающий взгляд. Никогда не уклоняется от фактов.

Даже сейчас.

— Да, все в прошлом. Теперь открылась моя истинная натура. — Он встает, делает шаг в сторону миссис Грендель, останавливается. — Сходите вы. Посмотрите, как она там.

Миссис Грендель не двигается. Она сидит на табурете в центре кухни, уйдя в себя. Один ее глаз заплыл, но других видимых повреждений или травм нет. Ливия опускается перед ней на колени, пробует заговорить. Но женщина смотрит сквозь нее. Нет, она не лишилась сознания и не ослепла. Просто ее взгляд направлен на то, что дальше, на Джулиуса. Крупные, красные, натруженные руки женщины перевязаны венами, как посылка бечевкой.