Кажется, Траут не намерен продолжать, пока Чарли не сделает хотя бы глоток: он сидит, поднеся бокал почти к самым губам, и втягивает носом аромат напитка. На протяжении одного безумного мгновения Чарли пребывает в уверенности, что директор пытается отравить его. Но даже если так, выбора нет. Надо пить. В отличие от таблетки, спрятать жидкость под языком или за щекой не получится.
— Ну как вам? — интересуется Траут, когда Чарли ставит бокал на столик.
— Сладко.
— Да. Сильные ноты сливы. И еще какой-то земляной привкус. Возможно, трюфели.
Чарли подозревает, что директор смеется на ним.
— Полагаю, вы знаете, зачем я пригласил вас сюда.
Траут не говорит «вызвал». В этом нет надобности. Правда известна обоим.
Чарли кое-как изображает кивок в знак согласия.
— Ситуация необычная, мистер Купер. Необычная. Не могу припомнить, когда я в последний раз вынужден был пригласить ученика на подобный тет-а-тет.
— Да, сэр.
— Но с другой стороны, что еще можно сделать? Вы ведь его ближайший друг.
Чарли озадачен:
— Чей?
— Аргайла. — Теперь Траут смотрит на него с подозрением. — Я что-то перепутал?
Чтобы перестроиться, Чарли требуется не меньше трех вдохов. Он старается не поддаваться чувству огромного облегчения, но все же оно накатывает. Его тело соскальзывает с края в глубину кресла.
— Нет, сэр. То есть да. Я его лучший друг. — Приходит новая тревога, совсем иного рода. — С ним что-то не так?
— Вы и сами это знаете, но, вероятно, не осознаете проблему до конца. Возможно, ему стыдно говорить о ней. — Траут облизывает губы. Облизывает толстые губы толстым языком. На мягкой розовой коже блестит слюна. — Мы беспокоимся об Аргайле. Видите ли, в нем кое-что… растет.
— Он болен? — Чарли кажется, что он говорит нормальным, ровным голосом. Но желудок стянут узлом. Нет, не желудок, а все внутренности, от кишок до диафрагмы. Узел тугой. Нужно несколько часов, чтобы его развязать.
— Болен? Можно сказать и так. В нем растет тьма. Порок. Нет, даже больше, чем порок.
Слову приданы определенный вес, определенная интонация. Не раздражение, а что-то вроде… настороженности?
— И это нельзя остановить?
— Мы не должны терять надежды. Мистер Суинберн рекомендует молитвы. Известно, что они помогают. Например…
Но Чарли больше не слушает. Он думает. Вспоминает, какие вопросы задавал Томас в экипаже на обратном пути из Оксфорда, как пытался разобраться в терминах. «Дым — это симптом», — сказал ему Ренфрю.
Что же тогда зло?
Траут наблюдает за Чарли, причем его язык не успокаивается ни на мгновение. Можно догадаться по движениям губ, как он двигается туда-сюда, ощупывает то зубы, то десны, то кожу за щекой. Это отвлекает Чарли.
— Если это болезнь… — произносит наконец Чарли, облекая мысли в слова. — Если зло — это болезнь, его можно излечить.
Траут кладет ладони на колени.
— Доктор Ренфрю так и думает.
— А вы — нет?
— Можем ли мы излечить туберкулез? А рак? А обычную простуду?
— Когда-нибудь сумеем.
Траут вздыхает:
— Когда-нибудь. Вероятно. Но стоит только выйти в мир и шепнуть об этом… О том, что есть
Оба погружаются в молчание, каждый допивает свой бокал. Жар от камина так силен, что он проникает в члены, наполняет их, вытесняет из них силу. Так и сидят они бок о бок — толстяк и подросток.
Чарли сопротивляется истоме, выпрямляется, возвращается на край кресла, словно собираясь встать и уйти.
— Директор, — говорит он совершенно по-взрослому, как ему кажется, — сэр. Зачем вы позвали меня?
— Ах да. — Траут лезет в карман пиджака, извлекает несколько листков бумаги. — Ваш друг Аргайл получил приглашение. От своего дяди из Ноттингемшира. Дядя просит навестить его вместе с семьей на Рождество. Даже не просит, а требует.
Чарли смотрит на директора, потрясенный:
— Вы читаете нашу почту?
Траут краснеет, но смеется:
— Боже мой, нет. Это незаконно. Письмо адресовано мне, конечно же. Оно от самого барона Нэйлора. Дяди Аргайла. — Траут взмахивает конвертом перед носом Чарли, но слишком быстро, и тот не может рассмотреть надпись. — Я бы хотел, Купер, чтобы вы поехали с ним, как его друг. И удержали его от неприятностей. В известном нам смысле.
У Чарли разом возникает множество вопросов, они слетают с его языка беспорядочно и обрывочно, сливаясь один с другим:
— Но я уже попросил у матери разрешения привезти Томаса к нам… Кроме того, вдруг он захочет поехать к себе… И вообще, не могу же я пригласить сам себя?