Дым

Когда Чарли просыпается, комната залита дневным светом. Он скорее чувствует это, чем видит, потому что открыть глаза не удается. Тело не слушается приказов, лежит, словно налитое свинцом, под пуховой периной, чуждое его воле. Недоумевающий Чарли пытается что-то бормотать, но обнаруживает, что язык сделался сухим и тяжелым и распух так сильно, что трудно дышать. Изо рта не вылетает ни звука. Пока Чарли борется с неподъемными веками, слышится ласковый голос:

— Тише, мистер Купер, не торопитесь. В молоке было снотворное. Вы нуждались в отдыхе. Давайте я помогу вам сесть.

Ренфрю склоняется над ним темной тенью, подкладывает ему под спину вторую подушку и вновь садится на табурет, стоящий рядом с кроватью Чарли.

— Вот так лучше.

В руках у него появляется мокрая губка, которой он увлажняет губы Чарли.

— Наверное, у вас во рту пересохло. Это один из побочных эффектов снотворного.

Смущенный тем, что о нем так заботятся, Чарли вновь пытается стряхнуть сонливость или хотя бы обрести власть над собственными конечностями. Лишь тогда он осознает, что его запястья привязаны к каркасу кровати кожаными ремнями. Перед ним тут же встает образ барона Нэйлора, скованного по рукам и ногам, окутанного черным дымом, спрятанного на чердаке. Это видение помогает ему — в некотором роде.

Объятый страхом, он просыпается окончательно.

— Ага, кажется, вы приходите в себя. Очень хорошо. А то я начал волноваться, не слишком ли велика была доза снотворного. Уже одиннадцатый час. Но спешить некуда — погода не для путешествий. Прошел сильный снегопад. Думаю, дорогу завалило.

Ренфрю кладет руку на лоб Чарли, проверяя температуру, потом пробует пальцем, не туго ли затянуты ремни на запястьях, не врезаются ли в кожу. Палец на секунду задерживается, чтобы измерить пульс. Все движения Ренфрю неторопливы и точны. Ему бы пойти в доктора или, еще лучше, в хирурги. Рука не дрогнет, если понадобится отсечь гнилую плоть. Сделав то, что хотел, Ренфрю выпрямляется, приглаживает воротничок и галстук и смотрит в глаза Чарли.

— Вынужден еще раз попросить вас, мистер Купер, рассказать о событиях, закончившихся нападением на карету, в которой вы покидали поместье леди Нэйлор наутро после Нового года, а также обо всем, что последовало за ними. Нам нужен полный отчет. Боюсь, это вопрос государственной важности.

Чарли пытается ответить, но язык не слушается его.

— Воды, — хрипит он, — воды.

Ренфрю печально качает головой:

— Сначала мы поговорим, мистер Купер. Могу только вновь смочить вам губы — вот так. В качестве утешения, хотя и слабого, скажу, что сегодня утром я выпил немного соляного раствора и больше не брал в рот ни капли. Посмотрите на подоконник: я наполнил для нас два стакана. Выпьем же вместе, мистер Купер, и утолим эту адскую жажду. Сразу по окончании разговора. Что скажете?

Но Чарли может только смотреть на него и напрягать руки в борьбе с ремнями.

— Вы сошли с ума, — выдавливает он наконец едва слышным шепотом.

— Если вам необходимо отправить естественные надобности, — сухо отвечает Ренфрю, — могу предложить подкладное судно.

Медленно ползут часы. Окно комнаты выходит прямо на юг, и Чарли может следить за перемещением солнца. Стекло покрыто толстым слоем изморози, и солнце выглядит матовым оранжевым диском, который ползет по белым узорам. Ренфрю сидит в двух футах от кровати Чарли, держа ручку, на его коленях — лакированный раскладной столик для письма. Он все терпеливо разъяснил:

— Прошу вас, не подумайте, будто я намерен скрывать свои действия. Я даже собирался сообщить обо всем мистеру Трауту сегодня утром, но его политические пристрастия не вполне ясны. Сложившуюся ситуацию легко использовать для дискредитации моей партии. Разумеется, ненамеренно — но сделать это очень легко. Факты же таковы. Барон что-то замышляет — или, если слухи верны и он действительно потерял рассудок, что-то замышляет его супруга. Есть сведения о том, что они покупают за границей лабораторное оборудование.

Поймите меня правильно. Я сам ученый и считаю эмбарго величайшей глупостью. Старый порядок уходит в прошлое. Под маской добродетели он пытается остановить наступление науки — истины! — только ради того, чтобы защитить свои интересы и продлить свое существование. Однако грядут перемены, громадные перемены, предчувствие которых уже носится в воздухе. Но вот что важно, мистер Купер. Эти перемены — другими словами, революция — могут принять тот или иной вид. Принести порядок или хаос. Я — моя партия, те, кто озабочен будущим моральным состоянием страны, — мы все должны понять: следует ли поощрять эксперименты барона и баронессы Нэйлор или остановить их.