Дым отечества [СИ]

— Ваше высочество… — говорит гость. И не выдерживает, прямо из почтительного поклона переходит на крик, а потом и разгибается. — Ваше высочество, да услышьте ж наконец! Заговорщики! Злоумышляют на нашего короля! Хотят свергнуть его с престола! Вашего первенца, нашего короля! Это, в конце концов, грозит нам войной и с Данией, и с Толедо — понимаете вы это или нет?!

Он бы еще добавил что-то о тупых курицах и глупых клушах — но это уже за пределами покоев принцессы, конечно.

Принцесса смотрит на него как на испорченную заготовку.

— Какая война? — вздыхает она. — Из-за чего?

— Ваш муж, Ваше Королевское Высочество…

— Мой муж пребывает на небесах и ему вряд ли нравится картина, на которую он сейчас вынужден оттуда смотреть.

Принцесса встает, поправляет волосы, снимает стружку с рукава с таким выражением лица, будто на нее откуда-то сейчас и впрямь смотрит мужчина. И не тот, что с растерянным видом стоит перед ней.

— Вы хорошо поступили, — говорит она, — что пришли ко мне. Такие визиты утомляют моего сына, моего старшего сына, короля, а он слишком помнит о королевском достоинстве и долге, чтобы гнать со двора людей, которые желают ему добра и беспокоятся о нем. Хорошо, что вы пошли ко мне, а не к нему. На этом и оставьте. Только ни в коем случае не ходите к моему младшему сыну. Если все, что вы мне рассказали — правда, он вас убьет. Он будет просто обязан это сделать.

Гость вылетает в приемную вдовствующей принцессы и мчится широким шагом через залу, через галерею, мимо фрейлин, мимо духовника принцессы, мимо пажей, слуг и служанок, нянек и кормилиц, медиков и гадальщиков, портных и ювелиров, мимо гостей Ее Высочества, мимо заграничных визитеров, мимо чтецов и комедиантов, мимо охотничьих собак и крошечных рукавных собачек — мчится и проклинает всю эту упругую, плотную, вертящуюся под ногами, цепляющуюся за кружево на рукавах толпу, и все громче бранится, пока, наконец, не грозит адом и всей горящей серой его нерасторопным привратникам.

Только после этого Ее Высочество Екатерина, принцесса Датская, звонит в крошечный серебряный колокольчик, и к ней приходит хорошенькая юная фрейлина, и следом за ней молодой придворный, и они удаляются вдвоем через небольшую дверцу, ведущую в цветник.

Кто из двух молодых людей тем вечером посетил королевский дворец, а кто — дворец коннетабля, так и осталось неизвестным.

Теперь: Эсме Гордон

Склад был очень большим и битком забитым, зато новым, сухим и чистым. На досках кое-где еще выступала под солнцем свежая смола, и потому пахло еще за три шага от двери стружкой, мокрой деревянной крошкой, а пуще всего хиндской пряностью кари, три пылинки которой пропитывают своим ароматом любое помещение на годы после того, как драгоценный груз был увезен.

Купец был тоже большим, солидным как его дело, простиравшееся от Хинда до Киева, от Константинополя до Капской колонии — и достаточно напуганным таким явлением по его душу, но ровно в той мере и степени, чтоб господа из свит самих Его Величества и коннетабля не могли обвинить его в непочтительности. Следователей встретили поклонами и хорошим вином — утолить жажду с дороги, а также приглашением после дела к столу и обещанием подарков.

Эсме посмотрел из седла на плотный высокий стог, обернутый в яркую шерсть тонкой выделки и увенчанный гильдейской шапкой, на то, как этот стог неожиданно ловко переламывается в пояснице, хотя казалось бы, такое чрево не то что умять в поклоне, его поясом-то перетянуть невозможно, на холеную коротко постриженную на ромский манер бороду и решил: купец ни при чем. Злосчастное иноземное украшение у него купили, это установлено достоверно, но сам он к малефициуму не имел ни малейшего отношения — и не сомневается, что истина будет установлена.

Такое доверие к ордену одновременно внушало уважение и слегка смущало Гордона. Все знали о том, что доминиканцы совершенно неподкупны во всем, что касается черной магии. Все знали об этом настолько точно и достоверно, что соблазн казался слишком явным — а поймать на обмане одного расследователя мог только другой.

А в законах Аурелии возможность защиты от неправомерных обвинений со стороны Ордена не предусмотрена, как не предусмотрен ущерб от солнца, вставшего на западе.

Если эта рыба протухнет хотя бы частично, от нее не будет спасения.

Эсме думает об этом. Еще о том, что Орден не учуял жареного в пресловутом «Соколенке» и значит может не учуять где-нибудь еще.

Еще о том, что стоило бы молиться, чтобы на складе нашлись следы. Это значило бы, что, скорее всего, покушения не было. Никто не хотел убивать ни ребенка королевы, ни ребенка герцогини. Придворный приобрел редкость в подарок вышестоящей особе, редкость оказалась с двойным дном, да таким, что ни купцу — мужчине — ни покупателю — мужчине — это дно явиться не могло. Кто из них в здравом уме стал бы примерять женский головной убор?