Дж. Д. Сэлинджер

– Хорошо, – быстро сказал Николсон. Улыбнулся, быстро выставил ладони в некоем ироническом благословении. – Этого мы оспаривать пока не станем. Дай мне закончить. – Он снова, не сгибая, скрестил тяжелые ноги. – Насколько мне известно, ты через медитацию получил определенные сведения, и они убедили тебя, что в последнем своем перевоплощении ты был индийским святым, но так или иначе лишился Милости…

– Я не был святым, – сказал Тедди. – Я просто очень хорошо развивался духовно.

– Ну, как угодно, – сказал Николсон. – Но суть в том, что ты чувствуешь, будто в своем последнем перевоплощении так или иначе лишился Милости перед окончательным Просветлением. Правильно, или я…

– Правильно, – ответил Тедди. – Я познакомился с дамой и как бы перестал медитировать. – Он снял руки с подлокотников и засунул ладони себе под ляжки, словно согревая. – Мне бы все равно пришлось взять другое тело и снова вернуться на землю – то есть я не был так уж духовно развит, чтобы, если б не встретил ту даму, умереть, а затем попасть сразу к Брахме и никогда уже больше не возвращаться. Но если б я не встретил эту даму, мне бы не пришлось перевоплощаться в американском теле. В смысле, в Америке очень трудно медитировать и вести духовную жизнь. Если попробуешь, тебя сочтут уродом. Мой отец отчасти полагает, что я чучело. А мать – в общем, она убеждена, что мне вредно все время думать о Боге. Она считает, это не полезно для здоровья.

Николсон смотрел на него, изучал.

– Насколько я понимаю, на той последней пленке ты говорил, что первое мистическое переживание случилось с тобой, когда тебе было шесть. Правильно?

– Мне было шесть, когда я впервые понял, что всё – это Бог, у меня аж волосы на голове зашевелились, – ответил Тедди. – По-моему, это было в воскресенье. Моя сестра тогда была совсем малявкой, она пила молоко, и я ни с того ни с сего вдруг увидел, что она —

Бог, и молоко — Бог. В смысле, она просто вливала Бога в Бога, если вы меня понимаете.

Николсон не ответил.

– Но из ограниченных измерений я умел выбираться сравнительно часто уже лет с четырех, – чуть подумав, добавил Тедди. – Не длительно или как-то, но сравнительно часто.

Николсон кивнул.

– Правда? – спросил он. – Мог?

– Да, – ответил Тедди. – Это было на пленке… Или, может, на той, которую я записывал в апреле. Не уверен.

Николсон снова вытащил сигареты, но глаз с Тедди теперь не сводил.

– И как же выбираются из ограниченных измерений? – спросил он и коротко хохотнул. – То есть, если начать с самого примитива, к примеру, деревяшка – это деревяшка. С длиной, шириной…

– Без ничего такого. Тут вы не правы, – сказал Тедди. – Все только думают, будто вещи где-то прекращаются. А они нет. Это я и пытался сказать профессору Питу. – Он поерзал в шезлонге, вытащил страх божий, а не носовой платок – серое, скомканное нечто, – и высморкался. – Причина, по которой все вроде как где-то прекращается, – в том, что люди не знают иного способа на все смотреть, – сказал он. – Но это не значит, что вещи прекращаются и впрямь. – Он убрал платок и посмотрел на Николсона. – Вы не поднимете на секундочку руку? – спросил он.

– Это еще для чего?

– Поднимите, и все. Чуть-чуть.

Николсон оторвал руку от подлокотника на дюйм-другой.

– Эту руку? – спросил он.

Тедди кивнул.

– Как это называется? – спросил он.

– В каком смысле? Это моя рука. Это рука.

– Откуда вы знаете, что это рука? – спросил Тедди. – Вы знаете, что нечто называется рукой, но откуда вы знаете, что это она? У вас есть доказательства, что это рука?

Николсон вытащил из пачки сигарету и прикурил.

– Честно говоря, мне кажется, это отдает софистикой наихудшего пошиба, – сказал он, выдохнув дым. – Это рука, елки-палки, потому что это рука. Во-первых, у нее должно быть имя, чтобы она отличалась от других предметов. В смысле, ты же не можешь просто…

– Вы только следуете логике, – бесстрастно сказал Тедди.

– Я делаю что? – переспросил Николсон немного чересчур учтиво.

– Логике следуете. Даете мне обычный разумный ответ, – сказал Тедди. – Я попытался вам помочь. Вы спросили, как я выбираюсь из ограниченных измерений, когда мне хочется. А логика здесь совершенно точно ни при чем. От нее первой нужно избавляться.

Николсон пальцами снял с языка табачную крупинку.

– Адама знаете? – спросил Тедди.

– Кого?

– Адама. Из Библии.

Николсон сухо улыбнулся.

– Лично – нет, – ответил он.

Тедди чуть подумал.

– Не сердитесь на меня, – сказал он. – Вы спросили, и я…

– Да не сержусь я на тебя, господи ты боже мой.