Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Это «падение ангелов» в обеих мифологиях приводит ко второму падению: в одном случае речь идет про первородный грех Адама и Евы и их изгнание из Эдема, описанные в Книге Бытия, а во втором — про утрату эльфами невинности и их исход из Амана (ставший в итоге изгнанием) в «Сильмариллионе». История Эарендила, который был наполовину эльфом, а наполовину человеком и которому удалость добиться от валаров прощения и помощи, отдаленно напоминает вочеловечение Иисуса Христа и христианское вероучение об обетовании спасения.

Однако помимо упомянутых сходств, разумеется, остается еще и множество очень явных различий: так, например, в христианской мифологии нет ничего, что напоминало бы историю Сильмарилов. Эти различия позволяют нам лучше понять суть «Сильмариллиона», тем более что в конечном счете любые попытки просто пересказать библейские сюжеты, выдав их за плод человеческого воображения, могли бы показаться не только бессмысленными, но и откровенно дерзкими, тогда как Толкин был глубоко верующим христианином.

Через весь «Сильмариллион» красной нитью проходит некая двусмысленность. Так, четыре самых могучих валара — Ауле, Ульмо, Манвэ и Мелькор — являются соответственно духами земли, воды, воздуха и огня, то есть Мелькор управляет огненной стихией. При этом имя Феанор, принадлежавшее эльфу, который стал создателем Сильмарилов и виновником второго падения, по сути, является прозвищем и переводится как раз как «Дух огня». Однако Феанор сочетает в себе очень разные и противоречивые черты характера: он одновременно полон гордыни, эгоизма и мстительности и при этом является искусным и честолюбивым мастером, взывающим к справедливости. Главной причиной его изгнания становится отказ пожертвовать собственным творением, когда в ответ на просьбу отдать Сильмарилы он с горечью восклицает:

«Для малых, как и для великих, есть дела, что сотворить они могут лишь единожды; и в этих делах живет их сердце»

(«Сильмариллион», глава 9).

Толкин явно не просто сочувствовал его боли, но и в известной степени разделял ее, только в его случае Сильмарилом стал сам «Сильмариллион». В своем эссе «О волшебных сказках» он решительно и даже с горячностью отстаивает право человека на вымысел, даже если этот вымысел может быть неверно истолкован или использован для сотворения кумиров и поклонения мнимым божествам как в буквальном смысле (как, например, Вельзевул, «Повелитель мух» в одноименной книге Голдинга), так и в политическом, когда он ложится в основу «социально-экономических теорий», которые тоже требуют «человеческих жертв». Однако тяга к придумыванию является естественной потребностью человека, которой он не может быть лишен:

В самом сердце многих придуманных человеком историй про эльфов [в этом случае, очевидно, речь идет про «Сильмариллион»] заключается, в явном или скрытом виде, в чистой форме или в виде примеси, стремление к живому, осуществленному искусству вторичного творчества, которое (при всем мнимом внешнем сходстве) внутренне не имеет ничего общего с жадностью до эгоцентричной власти — приметы просто-напросто Мага [или, скорее, «Некроманта», Саурона]. Из этого стремления по большей части и созданы эльфы — лучшие из них (и все же опасные)…

Это стремление к «вторичному творчеству» в глазах Толкина является совершенно легитимным, ведь он сам в качестве иллюстрации дальше приводит строки из стихотворения:

…в том наше право(К добру иль к худу). В мире сотворенном

Творим и мы, верны его законам[101].

Но если такое стремление законно для Толкина, то означает ли это, что на него имеет право и Феанор? И как соотнести это стремление с тягой к созданию нового, которая привела не только к появлению Сильмарилов, но и к изобретению оружия?

И Феанор выстроил тайно кузню, о которой не знал даже Мелькор, и закалил там острые мечи для себя и своих сыновей, и отковал высокие шлемы с алыми гребнями.

(«Сильмариллион», глава 7)