Здесь Толкин нарушает бoльшую часть правил, которыми обычно рекомендуют руководствоваться начинающему писателю. Во-первых, в этой главе, насчитывающей целых пятнадцать тысяч слов, ничего не происходит: персонажи заняты исключительно разговорами. Во-вторых, число персонажей-участников на удивление велико (двенадцать), причем большинство из них (семеро) появляется на страницах книги впервые, и мы о них ничего не знаем. Более того, самый длинный рассказ, который мы слышим из уст Гэндальфа, занимает почти половину главы и содержит прямые цитаты из речей еще семи персонажей, и почти все они, кроме Наркисса и Жихаря Скромби, тоже не встречались читателю прежде, а некоторые (Саруман, Денэтор) будут играть очень важную роль в дальнейшем повествовании. Еще несколько рассказчиков пересказывают слова других участников событий, например, Глоин цитирует Дайна и гонца Саурона. Эту главу могла ждать печальная участь множества прочих заседаний и совещаний: Толкин рисковал утратить связь между элементами повествования, запутаться или просто-напросто наскучить читателю избытком деталей. И то, что этого не происходит, объясняется, во-первых, поразительно четким представлением Толкина об истории (равно как и географии) Средиземья, а во-вторых, его неординарным умением передавать культурные различия местных народов при помощи языковых нюансов и манеры говорить.
Поскольку в главе приводятся слова более чем двадцати персонажей, я не буду подробно останавливаться на речи каждого из них, так как это заняло бы слишком много времени, и ограничусь наиболее наглядными примерами.
Элронд относится к числу Бессмертных и является старейшим из собравшихся на Совете: Фродо до глубины души поражает мысль о том, что Элронд своими глазами наблюдал события, о которых современники лишь слагают легенды. Поэтому представляется логичным, что его речь полна архаизмов (хотя при этом остается совершенно понятной) и отличается необычным порядком слов. Современный английский язык — Толкин как преподаватель английского языка мог бы в любой момент развить этот тезис, превратив его в полноценную лекцию, — по мере своего становления выработал достаточно жесткие правила в отношении порядка слов. Подлежащее обычно стоит перед глаголом, а обстоятельство и дополнение после него. Старая норма, в соответствии с которой глагол меняется местами с подлежащим, сохраняя за собой второе место, если какое-то другое слово ставится первым, уже почти забыта. О ней напоминают, например, такие фразы, как «Down came the rain» («И лил дождь») или «Up went the umbrellas» («Ввысь взметнулись зонты»), которые тоже являются своего рода архаизмами, но в то же время не перестают быть частью разговорного языка. Речь Элронда изобилует примерами подобных полуправил.
Вот, например, его слова: «This I will have as weregild for my father, and my brother» («Это моя вира за отца и брата»). Элронд цитирует героя далекой старины Исилдура, на древнее происхождение которого указывают архаичное слово weregild (вира) и помещение дополнения в самое начало предложения («This I will have…»).
«Only to the North did these tidings come» («О том, что случилось дальше, знают только Северяне»). Здесь Элронд говорит уже от собственного имени и использует архаизм tidings, который сохранился в современном языке в рождественских поздравлениях («tidings of great joy» — «радостная весть»), и ставит наречный оборот в начало предложения («Only to the North…»), меняя местами подлежащее и сказуемое, подобно грамматическим конструкциям типа «Down came the rain».
«From the ruin of the Gladden Fields… three men only came ever back» («С Ирисной Низины… вернулось всего-навсего три человека»). Элронд снова говорит от собственного имени, но порядок слов в его речи вновь отличается от общепринятых языковых норм (правильнее было бы сказать «only three men ever came back»).
«Fruitless did I call the victory of the Last Alliance?» («Я назвал победы над Врагом бесплодными?»). Это снова слова Элронда, но в этот раз он начинает предложение с дополнения и снова меняет местами подлежащее и сказуемое.
Речь Элронда отличается неизменной архаичностью, причем Толкин добивается этого эффекта не только за счет использования старинных слов (излюбленного приема медиевистов-любителей), но и при помощи грамматических оборотов. В то же время, обращая на себя внимание читателя, эта манера изъясняться не делает речь Элронда трудной для восприятия и не превращает его в эксцентричного чудака. Этот прием призван лишь выделить его среди остальных рассказчиков, а также постоянно напоминает о возрасте Элронда и позволяет соотнести его речь и не менее архаичную речь Исилдура, которого впоследствии цитирует Гэндальф. Многие критики жаловались на излишне архаичный стиль изложения Толкина в некоторых частях книги, но они просто не понимали, что для писателя использование старинных оборотов речи и грамматики было обычным инструментом, которым он владел куда свободнее, чем они. Толкин мог переходить со старинного языка на современный и обратно безо всяких усилий.