Пока подвижник расхваливал красоту апсары, поднимая свой взор от её ног к голове, Аламбуша молчала. По речам его она поняла, что он в великом смущении, и промолвила:
"Благо тебе, о сын Кашьяпы!
Не время теперь для пустых речей.
Пойдём и друг другом утешимся,
Насладимся любовью в обители.
Подойди ко мне, дай обнять тебя,
Научить любовным утехам!"
"Пока я стою, он не решится подойти ко мне близко, — подумала затем Аламбуша. — Сделаю-ка я вид, будто ухожу от него". И тут эта апсара, искусная в обольщении и по-женски лукавая, распаляя подвижника, отвернулась от него и пошла в сторону.
И, сказавши так, в путь пустилась
Бесподобная обликом апсара,
Прельстить стремилась прелестная
Ришьяшрингу дева Аламбуша.
Позабыл он свою неловкость,
Устремился пылко за нею
И, нагнав, схватил её за косу.
Повернулась к нему красавица,
Заключила его в объятия.
Так достигла она своей цели –
Он лишился тогда целомудрия.
В этот миг воззвала в уме своём
К владыке Индре Аламбуша.
Пребывал он тогда в роще Нандане.
Царь богов, могучий и щедрый,
На призыв её тотчас откликнулся.
Ей прислал он ложе златое,
Тысячей покрывал устеленное,
С дорогим, высоким балдахином,
Драгоценными тканями покрытым
В пятьдесят слоёв, коли не больше.
И взошла на него красавица,
Заключила в объятья подвижника.
Будто час, три года промелькнуло –
Всё в объятиях она его держала.
Развеялся через три года морок,
Пробудился ото сна подвижник.
Смотрит апсара: чары проходят –
Тотчас же невидимою стала.
Вот очнулся брахман, оглянулся –
Видит зелень молодую на деревьях.
Там, где был очаг, — трава густая.
А вокруг него — весенний лес разросся,
Раздаётся пение кукушек.
Осмотрелся он в недоуменье
И заплакал горькими слезами:
"Я не жертвую и не читаю мантры,
Подношения огню забросил!
Кто же ввёл меня во искушенье,
От служенья отвратил мой разум?
Я и прежде жил в лесной пустыне,
Мой духовный пыл не изменял мне.
Кем-то, как корабль в открытом море,
Что наполнен множеством сокровищ,
Был ограблен я и благ лишился!"
"Если я немедленно не назовусь, — испугалась Аламбуша, — он меня проклянёт. Надо сознаваться!" Она вновь приняла зримый облик и сказала:
"Царь богов меня к тебе направил.
Я ввела тебя во искушенье,
Своим духом дух твой победила!
Омрачён ты был, проспал три года".
Слыша её речи, Ришьяшринга вспомнил о наказе, что давал ему отец, и стал горько каяться: "В какую же беду попал я оттого, что ослушался родителя!
Говорил мне отец мой Кашьяпа,
Упреждал меня он заранее:
"Ты запомни, о юноша: женщины
Красотою цветам подобятся.
На груди у них по две выпуклости,
Ты по ним узнаешь их, юноша".
Так родной отец наставлял меня,
От опасности уберечь хотел.
Но увы, я его не послушался,
Отцовский наказ запамятовал.
Ничего теперь не осталось мне,
Как в лесу горевать в одиночестве.
Будь же проклята моя оплошность!
Либо вновь я обращусь к созерцанию,
Либо тут же с жизнью распрощаюсь".