Сказавши так, он отринул чувственные влечения и вернул себе способность созерцать. И Аламбуша поняла, что отшельническая мощь и созерцание в нём возродились. Полная страха, она стала просить прощения.
Видит апсара — к отшельнику вернулись
Пыл духовный, мужество и стойкость.
Головой Аламбуша припала
К стопам Ришьяшринги, повинилась:
"Не сердись на меня, о великий муж,
Не сердись, подвижник достославный!
Я великую услугу оказала
Небожителям и Шакре, их владыке, –
Ведь от жара твоих подвигов суровых
Содрогнулась горняя обитель".
"Я прощаю тебя, милая, — сказал ей Ришьяшринга.
Пусть тридцать три небожителя
И Васава, их предводитель,
И ты сама, милая апсара, –
Пусть все вы будете счастливы.
Ступай куда хочешь, красавица".
И Аламбуша покинула его.
Поклонилась она в ноги подвижнику,
Обошла три раза с почтением,
Попрощалась с ним, сложив ладони,
И отправилась восвояси:
Вновь воссела на ложе золотое,
Тысячей покрывал устеленное,
С дорогим, высоким балдахином,
Драгоценными тканями покрытым
В пятьдесят слоёв, коли не больше, –
И на нём в мир богов воротилась.
Воссияла она, словно факел,
И блистала, подобно молнии.
Царь богов был рад и доволен
И промолвил: "Ты мне угодила,
Попроси чего хочешь в награду!" –
"О господин всех созданий,
Вот что прошу я в награду:
Не посылай меня, Шакра,
Впредь соблазнять подвижников!"
Закончив это наставление в дхарме для монаха, Учитель изъяснил арийские положения, а затем отождествил перерождения: "Аламбушей тогда была бывшая мирская жена монаха, Ришьяшрингой — сам затосковавший монах, а я был отцом его, великим подвижником". Монах, услышав изъяснение, обрёл плод прорезавшегося слуха.
Джатака о почтении к шраманам
"Благообразный, безобразному…" — это произнёс Учитель, пребывая в роще Джеты, о том, как действовать на благо людям. Повод к этому был такой же, как в истории о большом чёрном псе. На этот раз Татхагата произнёс: "Не только теперь, о монахи, но и прежде Татхагата стремился принести людям благо" — и рассказал о былом.
"Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда был Шакрой. В ту пору некий колдун повадился по ночам блудить: ведовским заклинанием он открывал себе за полночь путь на женскую половину дворца варанасийского царя и прелюбодействовал с его главной супругой. Прислужницы о том дознались, да и сама она пришла к царю и повинилась:
"Государь, за полночь является ко мне в опочивальню неизвестный мужчина и силою берёт меня". –
"А ты бы не могла оставить на нём метку, чтобы его нам уличить?" –
"Попытаюсь, государь", — и царица велела поставить в опочивальне чашку с киноварью. Ночью, когда колдун, натешившись с нею, собрался уходить, она смочила руку в киновари и отпечатала прямо на его спине всю пятерню. Рано утром об этом дали знать царю. Царь призвал сыщиков:
"Ищите человека с красным отпечатком пятерни на спине. Увидите — хватайте". А колдун, блудя по ночам, дни проводил у погребальных кострищ: стоял там на одной ноге, как солнцепоклонник. Царёвы сыщики углядели его и окружили.
"Видать, о моих проделках стало известно", — сообразил колдун, прошептал заклинание и взлетел в воздух. Сыщики воротились к царю ни с чем.
"Ну что, разыскали его?" — спросил тот. –
"Да, разыскали". –
"Кто же он?" –
"Подвижник какой-то, государь".
Раз колдун ходил днём в подвижничьем рубище, они его подвижником и сочли. А царь это принял на веру, и гнев его пал на всех подвижников:
"Ишь ты, днём святых из себя строят, а по ночам блудить вздумали!" Он велел под бой гонгов объявить повсеместно:
"Пусть все подвижники убираются из моего царства. А если кто из них попадётся мне на глаза — предам казни!"