Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

«О, нет! Не из отсутствия любви к тебе или по жестокосердию и не потому, что меня не мучают страдания учителя, я от других отстал; виной тому несовершенство пути, указанного учителем. Невозможно совершить где-либо дурное дело и остаться незамеченным! Ведь полного уединения не существует. Уединенья в мире нет для тех, кто совершает злое дело: ведь разве существа, не видимые нами, не зрят людей? А мудрецы— отшельники, душою чистые? Небесные их очи ведь всегда открыты! Глупец, не видя их, уж мнит себя в уединенье и предаётся злым делам. Но я нигде не вижу места, безлюдного вполне; и даже там, где я других не вижу, и там ведь полного безлюдья нет. А я-то сам ведь существую! Дурной поступок тот, который только наше «я» и видит; он явственней, заметнее всегда, чем если б видели его другие. Чужое сердце преисполнено своих забот и может не заметить зла, творимого другим; но сами мы, в желанье страстном сосредоточив мысли на одном, всегда ведь понимаем, что творим дурное. По этой-то причине я и отстал от других».

И, увидев, что учитель обрадован до глубины души, Бодхисаттва снова промолвил такие слова:

«Мой разум никогда не примирится с мыслью, чтобы ты действительно хотел нас обмануть богатства ради; да кто ж, познав различие меж добродетелью и злым пороком, к уничтоженью добродетели повёл бы для приобретения богатства?

Своё мнение я выскажу так:

Уж лучше с нищенскою чашею и в выцветшей одежде буду я смотреть на роскошь в доме недруга, чем, преступив свой стыд, склониться сердцем к разрушенью добродетели, хотя бы ради власти над богами».

Тогда его учитель, сердце которого было охвачено радостью и восхищением, вставши с сиденья, обнял его со словами: «Прекрасно, прекрасно, мой мальчик! Прекрасно, прекрасно, о великий брахман! Это так соответствует твоему уму, всегда украшенному спокойствием! К цели стремясь при помощи каких угодно средств, лишь глупые оставить могут добродетели стезю; богатство мудрых — подвиги и мудрость с знаньем; не грешат они, впав даже в крайнюю нужду.

Тобою непорочный род твои приукрашен, как небеса поднявшимся высоко месяцем осенним; ты овладел священным знанием вполне и это доказал прекрасным повеленьем; мой труд вознаграждён: увенчан он успехом».

Джатака о Вишвантаре

Низкие душой неспособны даже возрадоваться благу, содеянному Бодхисаттвой, а тем более поступать так же, как он. Вот как об этом назидательно повествуется.

У шибийцев был царь по имени Санджая; он укротил и совершенно подчинил себе все чувства и благодаря своей доблести, житейской мудрости и скромности был победоносен и счастлив; благодаря постоянно проявляемому им строгому почтению к старшим он постиг истинный смысл трёх Вед и логики; его справедливое управление и суд высоко восхвалялись преданным ему народом, который с усердием относился к своим обычным делам и наслаждался безмятежным спокойствием и счастьем. Так он жил, как надлежало жить царю.

И так как он преуспевал в высоких добродетелях, любовью привязана была к нему, как верная жена, сама богиня счастья царского; и сделалась богиня недоступной даже для помышлений всех других царей, как львом хранимое убежище для всех других животных.

Все, кто с великим напряжением науке иль искусству отдавался иль подвигам суровым, к нему всегда являлись и, обнаружив в испытании свои таланты, почтение и уважение его встречали.

Сын его, по имени Вишвантара, следующий за ним по высокому положению, но не уступавший ему по великому числу высоких качеств, был назначен наследником.

Хоть юн был он, но привлекал своим спокойствием он всех, как старец, и, пылким будучи, был склонен по своей природе к кротости; украшенный познаньями, в своей учёности высокомерным не был; богато одарённый красотой, он все же был свободен от тщеславья.

Когда по странам всем распространилась весть о добродетелях его и славою его наполнилась миров триада, то места не было нигде для слабой, бледной славы других царей; казалось, она не смела даже показаться.

Не в силах вынести страданий, охвативших мир, вооружившись огромным луком состраданья, он, казалось, выступил на страшный бой, разя их градом стрел — своих даяний.

Он ежедневно доставлял великие радости нуждающимся, которые приходили к нему с просьбами, раздавая с великою охотой различные вещи, в размере большем, чем просили, сопровождая свои даяния приятными речами и привлекающим сердца учтивым обхожденьем.

В дни парван он, блистая строгим исполнением поста и соблюдением покоя, омыв свою голову и обвязав её белой льняной тканью, взойдя на прекрасного и лучшего из всех слонов слона, отлично выезженного, подобного вершине Гималаев, украшенного мадой, струившейся по голове, обладавшего к тому же счастливыми приметами, прекрасным воспитанием, быстротою и решительностью, осматривал свои рассеянные по всему городу благотворительные дома, которые были как бы водоёмом, утолявшим жажду бедных. От этого он испытывал великую радость.

Богатство, в доме находясь, не доставляет щедрому и милосердному той радости великой, какую даст оно же, розданное бедным.