Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Взяв у Бодхисатты бивни, бенаресец поспешил в город и там их продал, а когда вырученные деньги подошли к концу, вновь явился к Бодхисатте и принялся его молить: «Господин, денег, что я получил за твои бивни, едва хватило, чтобы рассчитаться с долгами, благоволи же дать мне и твои остальные зубы». Бодхисатта опять согласился и позволил человеку том же способом, что и в первый раз, спилить все прочие зубы, а потом почтительно подал их просившему. Бенаресец вновь продал кость и пришел к Бодхисатте. «Господин, — молил он, — я не могу свести концы с концами, соблаговоли осчастливить меня и пеньками твоих клыков». «Хорошо», — согласился Бодхисатта и, подогнув ноги, прилег в той же позе, что и раньше, а погрязший в скверне бенаресец, уцепясь за хобот Великосущного, походивший на серебряную цепь с золотой отделкой и украшениями, взобрался на огромную, словно священная вершина Кайласа, слоновью голову и принялся что было сил колотить по деснам Бодхисатты, сбивая мясо вокруг пеньков отпиленных клыков. Потом он, сидя на голове слона, вытащил пилу и спилил освобожденные от плоти остатки клыков под самый корень. Сделав свое дело, он пустился в обратный путь. 

Но едва только этот негодяй, исполненный скверны, скрылся с глаз Бодхисатты, как земля под его ногами — та самая земля, что простерлась на двести тысяч и еще девяносто четыре тысячи йоджан, та самая плотная, твердая земля, что несет на себе страшную тяжесть Горы Синеру и всего пояса окружающих ее Мировых Гор, та самая земля, что выдерживает груз покрывающих ее зловонных нечистот, — раскололась и разверзлась под ногами злодея, как бы не в силах более нести бремя его скверны! И взметнулись вверх языки пламени, исходившие из недр всех великих и малых чистилищ! Словно саваном, предвещавшим вечную гибель добра в нем, окутало пламя изверга, который предал друга, и вмиг поглотило его! И, когда этот нечестивый предатель погружался во чрево земли, видевшая все богиня дерева, которая жила в лесу, воскликнула громко: «Неблагодарный человек, замысливший предать друга, ничем не способен удовлетвориться, хоть дай ему владычество над всем миром!» И, возвещая всем слово дхаммы, она пропела такой стих: 

Неблагодарному чего ни дай, он только шире разевает рот. 

Хоть целый мир ему пожертвуй — он покоя ни на миг не обретет. 

На слово дхаммы, которую проповедовала богиня дерева, лес откликнулся восторженным шумом. Что до Бодхисатты, то он всю остальную жизнь оставался таким же праведником, а когда истек отведенный ему срок, перешел в иное рождение в согласии с накопленными заслугами». 

И, завершая свое наставление в дхамме, Учитель повторил: «Не только ведь ныне неблагодарен Девадатта, монахи; он уже и раньше проявлял такую же неблагодарность». И Учитель так истолковал джатаку: «В ту пору неблагодарным человеком, который предал друга, был Девадатта, богиней дерева — Сарипутта, а слоном Силаванагараджей — я сам».

(Перевод Б. Захарьина)

Джатака об истине

Словами: «Мир этот полон скверны и греховен...» — Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — начал рассказ о том, как замышлялось убийство. 

Однажды, сидя в зале собраний, монахи говорили друг другу: «Братия, этот Девадатта не желает признавать добродетелей Учителя, он даже замышляет его убить». В это время вошел Учитель и спросил: «О чем вы, братия, беседуете?» Монахи ответили, что речь идет о злодее Девадатте. «О бхиккху, не только ведь ныне Девадатта замышляет меня убить, он и прежде вынашивал тот же замысел», — сказал тогда Учитель и поведал монахам о том, что было в прошлой жизни. 

«Во времена былые, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, был у царя сын по имени Дуттха-кумара, «Порченый». Злобностью и коварством молодой царевич не уступал змее, которой наступили на хвост, и, с кем бы он ни разговаривал, тотчас же прибегал к оскорблениям и побоям. Для дворцовых слуг и для всех людей за стенами дворца царевич Дуттха был точно пылинка в глазу, и один его отвратительный вид наводил такой ужас, словно появление демона-пишача, пришедшего пожрать всех.