Джефферсону уже доводилось слышать об этих видеозаписях, от которых волосы становятся дыбом: молодые люди, отчаянно рискуя, подпольно снимали их на бойнях, чтобы открыть всем глаза на чудовищность происходящего.
– Но ведь господин Эдгар был слишком старым, чтоб перелезать через стены, снимать на видео, удирать, если что…
– Конечно. Он этим и не занимался.
– А чем занимался?
– Господин Эдгар руководил целой сетью, действующей по всей стране, – это около восьмисот человек. Он принимал решения, координировал, направлял нашу деятельность, продумывал стратегию. Каждую неделю приезжал сюда, встречался с добровольцами, поддерживал в них боевой дух, помогал советами. Информационный центр у него был там, у вас, – из соображений безопасности, но он регулярно встречался с нами, жил нашей жизнью. Он был наш вождь, но вообще-то для нас он был больше чем вождь. Можно сказать, он нам был как отец родной.
Она замолчала и снова пригубила виски.
– А это… ты знаешь, кто такие эти два типа, которые чуть не задавили Джефферсона? – спросил Жильбер, позволив себе вольность обратиться к Роксане на «ты». – Может быть, они и убили господина Эдгара?
– О да, – сказала она, – знаю, даже слишком хорошо. Это наемники. То есть, если называть вещи своими именами, наемные убийцы. Длинного и тощего зовут Мэкки, а здоровяка – Фокс. Сумма их IQ примерно равна IQ сапожной щетки.
– Но что они имели против господина Эдгара?
– Они – ничего. Им плевать было на господина Эдгара. Для них это был просто заказ, который надо выполнить, вот и все.
– Заказ?
– Да, заказ – от Ассоциации боен, я полагаю, или, может быть, даже откуда-то с самого верха, от главных воротил мясной индустрии. Достоверно узнать сложно. Эта не та информация, которую можно найти в газетах.
Она все еще держала в руке фотографию господина Эдгара. Теперь печально убрала ее в сумочку.
– Я его очень любила. Он все посмеивался над моими прическами. Я ведь их меняю каждые два месяца. Балуюсь с разными красками, ну и всякое такое. Он говорил, что мечта его жизни – чтоб однажды я приехала в вашу страну, свалилась как снег на голову к нему в парикмахерскую и попросила его сделать мне прическу, какую он хочет. Не сомневаюсь, я бы выглядела после этого как моя бабушка, но это было бы так прикольно! И я бы так и сделала. Совсем было собралась…
Она замолчала. В глазах у нее стояли слезы.
Джефферсон словно воочию увидел спокойного добродушного барсука в «Чик-чик».
«Добрый день, господин Джефферсон. Сейчас Кароль вам помоет голову. Что у вас сегодня? Как всегда, хохолок? Нет бы постричься ежиком…»
У него комок подступил к горлу. Он отставил чашку с какао и потянулся к стакану Жильбера:
– Можно я отопью у тебя глоточек виски?
10
У стойки регистрации отеля «Мажестик» помещался прилавок со свежими газетами для постояльцев, и животные, сойдя к завтраку, были приятно удивлены, обнаружив среди них «Рупор». Вчерашний, правда, но они так и кинулись к нему – любопытно было узнать домашние новости. Убийство в «Чик-чик» все еще занимало первую полосу. Госпожа Хильд – барсучиха с траурной повязкой – всех опередила, и ей, как лично заинтересованной, уступили право первой развернуть газету.
– Вот слушайте, – сказала она дрогнувшим от волнения голосом. – «Сколько бы ни ссылались на презумпцию невиновности, которую, безусловно, следует учитывать, вина господина Дж. Б. де ла П. (ежа) более не подлежит сомнению, и многие считают, что его бегство равносильно признанию. Что касается госпожи Кристиансен (козы), главного свидетеля обвинения, то она подтверждает свои первоначальные показания и подкрепляет их новыми подробностями (см. ниже). Похороны господина Эдгара (барсука) состоятся завтра, и, принимая во внима…»
Тут голос ей изменил, и дальше продолжил ее муж:
– «Принимая во внимание уважение, которым он пользовался в нашем городе, мы не сомневаемся, что церемония пройдет при большом стечении народа».
Тут он перешел к показаниям госпожи Кристиансен, чьи ежедневные выступления стали уже чем-то вроде постоянной колонки:
«Я хотела убежать, но он преградил мне путь, угрожая окровавленными ножницами. Он прорычал, что теперь мой черед, обозвал меня старой козлихой и бросился на меня. Мы катались по полу, сцепившись в смертельной схватке. Я укусила его. Прямо вплотную я видела его лицо, его глаза, горевшие дьявольским огнем. Не знаю, как мне удалось вырваться…»
Курица Кларисса, стоявшая рядом с Джефферсоном, шепнула ему:
– Наверно, вы испытываете странное чувство из-за того, что этот убийца – тоже еж… то есть, я хочу сказать… что вы – его соплеменник.
Он пожал плечами, скроил постную физиономию, но поостерегся открывать рот: во-первых, сказать ему на это было нечего, но главное – он выпил с утра настой черной редьки, рекомендованный Симоной, и теперь, по словам Жильбера, изо рта у него разило так, словно он съел грязные носки.