Джек, который построил дом

Свой первый фильм Ян снял в феврале, когда они вдвоем гуляли в центре по старинным улочкам. Он только начал осваивать камеру. Метель ровно штриховала белым старые дома красного кирпича, снег оседал на голых ветках вьюнка, стелющегося по стенам. В небе над головой раскачивались обледеневшие черные ветки, похожие на костлявые старческие кисти. Юлька несла треногу. Останавливались; он укреплял камеру, включал. Метель заносила следы прохожих, обернувшихся на секунду, потом опять поднимавших воротники, чтобы спешить дальше. С высокого крыльца, каких здесь много, спустился почтальон в громоздкой мешковатой куртке, с раздутой сумкой, остановился поправить капюшон, сдвинув его к затылку, и стало видно, что это девушка. Она тоже повернулась к Яну и приветливо махнула рукой. В метели слышался баховский хорал, музыка зазвучала сама по себе, потом слилась с улицей. Метель присыпала мокрым снегом треногу, Юлька переминалась с ноги на ногу: замерзла, но ничего не говорила, боясь отвлечь… Он назвал этот фильм «Февраль».

…На столе лежала внушительная стопка отпечатанных страниц – будущая книга Стэна. Листы были прижаты маленьким бронзовым лежащим верблюдом. Верблюд, в прошлом изящная зажигалка, подаренная в сорок третьем году Стэну знакомым англичанином, проделал долгий путь из Ирана в Новый Свет, где владелец использовал его сначала по назначению, а бросив курить, назначил прессом для бумаг.

Юлька начала работу до эпохи интернета, все выверяла по первоисточникам. Очень помогла новая работа в университетской библиотеке. То ли дело теперь, когда можно потянуть за нитку Всемирной паутины!

Разбирая записи Стэна, она не задумывалась, что будет делать с готовым текстом. Однако рукопись готова к печати; и что? «Может, у Бори спросить? – посоветовал Ян. – Кстати, давно его не было, надо позвонить».

Ответ Бориса мало чему помог.

– Смотри, – говорил он авторитетно, почти жестко, – в России тема Катыни… не очень актуальна. Можно здесь издать, но надо перевести на английский. Смогла бы?

– Вряд ли… скорее нет.

– Вот и я не смог бы. Можно найти русскоязычное издательство… типографию, наконец, и отшлепать экземпляров… я не знаю, сто? Триста? За свой счет, конечно. В своей библиотеке ты спрашивала?

Не до того было – заболела Кэрол, заведующая (и похоже, серьезно: что-то с печенью, диагноз не называли), отдел остался обезглавленным, и с трудом успевали обрабатывать прибывающую прессу. Да и чем библиотека могла помочь?..

– Или найти переводчика… – Боря думал вслух. – И дальше что? Будешь иметь еще одну кипу страниц.

И вдруг Юлю осенило: Ася! Вот у кого сильный английский – после иняза приехала, переводчик. Ася поможет что-нибудь «сочинить». И стало спокойней на душе, груз уже не казался безнадежно тяжелым. Она решила позвонить Асе прямо завтра, но на следующий день приехал Антошка, подавленный и раздраженный. Нет, он не хочет быть биологом. И никогда не хотел, как он заявил с вызовом. «Это вы меня хотели биологом сделать!»

Мы? Кто «мы»?

…Он увлекся биологией в конце школы, Юлины родители воодушевились: чудесная профессия! Замечательные перспективы!..

– Ничего чудесного! – сердито кричал сын, стоя напротив нее. – И что бабушка может знать о перспективах?! Что они вообще знают об Америке? Зачем эти обобщения?..

– Подожди, – Юля говорила спокойно. – Не хочешь – к черту биологию, ты на ней не женат. Определись, чем ты хочешь заниматься?

– Французской литературой.

Ответ ошеломил. Хотя… почему нет? И много ли я знаю об этой жизни?

– Ну, занимайся французской литературой, язык ты учил. И сядь, не мельтеши.

Какой он еще ребенок! Куда подевались досада, гнев? Антоша поднял голову, недоверчиво посмотрел и начал быстро, возбужденно говорить, что сможет поехать во Францию, в Сорбонну, по специальной программе.

– Мам, я смогу жить в Париже! В Париже, в двадцать первом веке!

От этого кружилась голова не только у него, но и у Юльки. Кто бы рассказал ей, что все это будет происходить с ними здесь, в Америке, и детеныш, боявшийся не то что Синей Бороды, а трех сказочных медведей, собирается в следующем веке жить в Париже!

– Мне нужно взять еще два французских курса, но это не проблема… – взволнованно продолжал сын, но Юля вдруг подумала: мы с Яном уже пожилые. И какое счастье, что с ним.

Асе не дозвонилась. Автоответчик не срабатывал. Проще было поехать, но что-то отвлекло, потом на работе готовили выставку советских журналов – она была одной из немногих русских в отделе периодики. На работе был постоянный и привычный напряг. Кэрол продолжала болеть, однако приезжала в библиотеку два, а то и три раза в неделю. Проходила в свой кабинет, где звонил телефон, улыбалась, и все было так, словно ни она сама, ни сотрудники не знали о болезни, не замечали осунувшегося лица, худобы, затейливых тюрбанов и густой косметики.