Джек, который построил дом

И тут селедка, чтоб ей… Во всех домах, где приходилось бывать Яну, на столах неизменно красовалась селедка, хозяйки ласково приговаривали: «Селедочка… с картошечкой…», гости с умилением вторили. Неужели ни у кого сегодняшняя фаворитка не ассоциировалась со ржавой селедкой ГУЛАГа? Поэтизация лагерного рациона отдавала цинизмом.

Юля с любопытством наблюдала за тинейджерами. Поразительно схожие внешне (брат, однако, выглядел старше), Ада с Яковом скорее напоминали пожилых супругов, которые давно выучили друг друга наизусть и были неразлучно спаяны сварливой любовью, в проявлении меньше всего напоминающей любовь.

– Ни о чем его попросить нельзя! – ярилась Ада. – Что ты принес?

– Наршараб и кинзу, – буркнул Яков, – а базилика не было.

– Читать я сама умею! – сестра резко отставила пузатую бутылочку. – Кинза где?!

– Мать, уймись, – устало бросил Ян, – у тебя в руках кинза.

– Петрушка! Ты что, не мог отличить кинзу от петрушки?

– Рядом лежали, спутал, – Яков пожал плечами.

За нужной травкой вызвался поехать Ян. Юлька нырнула в машину.

– Зачем она все это затеяла? – недоумевал Ян. – Мы с Яшей хотели пойти в ресторан. – И добавил, помедлив: – Не обращай внимания, прошу тебя. Когда ее заносит, я вспоминаю стихи.

– Помогает?

– Иногда. Яша просто не берет в голову, а то бы давно взорвался.

Не хотелось говорить Юльке, что не всегда дядька был таким страстотерпцем, а часто срывался, рявкая на мать, и протекало это безобразно, завершаясь громогласной и победоносной ее истерикой, после чего Яков в сердцах взмахивал рукой: «Эт-т-т… дура!»

Ян слышал этот приговор с детства, привыкнув, что мама с Яшей часто кричат. Его восприятие быстро притупилось, и не сразу пришло понимание, почему дядька так одинаково ругал самых разных людей: мать, Аркадия, Гринвалдса. Слова «дурак» и «дура» произносились им с непередаваемым презрением и досадой. В «дураки» могли попасть Ян, Миха, сосед Павел Андреевич, весь ЦК… Дураком, в Яшином понимании, был не тупица и не глупец, а любой, кто не обладал аналитическим умом и принимал первое же, самое банальное, решение за истину в последней инстанции, не утруждая себя поиском другого, более совершенного. Так смышленый парнишка Том Кенти, без пяти минут король Англии, приловчился колоть орехи большой королевской печатью, не задумываясь об ее истинном предназначении.

Трудно было отказать Якову в своеобразной логике, даже когда дураком был заклеймен Гидон Кремер. Ян еще был школьником; они с Яковом вернулись из филармонии. Дядька с раздражением отбросил программку.

– Дурак!

Ян опешил:

– Кто?

– Кремер! Ты слышал, как он исполнял Вивальди? Так за каким, скажи, чертом он играл Шнитке?

Кремера Ян слушал впервые в жизни и был заворожен не столько Вивальди, сколько яркой, азартной игрой молодого скрипача. Там же, сидя в бархатном кресле, вспомнил он эпизод из детства, настойчивые слова матери: «Ты хочешь играть на скрипочке?», и футляр с блестящими замками, и скрипку, на которую так и не посмел взглянуть.

…Они привезли свежий лаваш и кинзу. За столом уже сидели гости – нарядные приятельницы Ады, одна из них с мужем. Юле понравилась Лена, красивая женщина лет пятидесяти, с обезоруживающей улыбкой на печальном лице. Сейчас она что-то говорила Якову. Тот сидел, снисходительно поглядывая на собеседницу. Похоже, собственный вид нимало не смущал Якова: взлохмаченная шевелюра, несвежая рубашка, разорванная на плече и под мышкой, – он часто вздергивал руку, ероша волосы, и Лена смотрела в сторону. Она радостно обняла Яна, потом Юльку со словами: «Ну как же я рада! Можно я с вами рядом устроюсь?» Яков наливал соседке вино, одновременно поглядывая на приглушенный телевизор и желчно комментируя новости. С экрана заразительно улыбалась и блестела глазами сочная брюнетка, обаятельная и грешная Моника, несколько месяцев будоражащая страсти американцев.

– От баба! – восхищенно крутил головой Яков.

– Бесстыжая, – содрогнулась Ада.

Приятельницы солидарно загудели.

– Та шо вы в девку вчепилися? – вмешалась Лена. Мягкие украинские слова очень подходили к ее негромкому голосу. – Красивая женщина, вот Яша подтвердит.

Ада нахмурилась. Ян встал.

– Этим маленьким бокалом… – с подчеркнутой торжественностью начал он и закончил, улыбаясь: – С днем рождения, мать! А подарок завтра!

Ты уже привез мне подарок, улыбнулась Ада. До последнего момента надеялась, что сын приедет один, как раньше, без этой… дульцинеи. Чем взяла?.. Ни накраситься, ни одеться не сумела: брючонки, кофта с молниями, сама угловатая какая-то; что это Лена к ней прикипела, сидит и смеется? Яшка шлюху из Белого дома защищает, а что в ней особенного? Мысленно сравнив себя со «шлюхой», Ада удовлетворенно кивнула – сравнение было в ее пользу. Да, она в свое время была красивей, чем эта кобыла Моника, и лицом и фигурой, хотя носить было нечего – что мама перешьет из старья, за то и спасибо.