Джек, который построил дом

Лениво начался холодный январь. Вечерние улицы были малолюдны. В поликлинике горели тусклые лампы, за окошком регистратуры сидела девушка в белом халате. «Может, дежурный врач примет, – с сомнением в голосе сказала она. – У вас карточка есть?» Она долго искала карточку – день кончался, – незаметно посматривая на высокого хмурого парня с маленьким, как у девушки, ртом, и неожиданно сказала: «Пойдемте провожу, а то вдруг он уйдет», – и уверенно пошла впереди, постукивая каблуками новых сапожек. Заметила: не женат – обручального кольца нет, однако же свитер домашней вязки.

– Подождите здесь.

Женщина с толстым журналом, сидевшая у двери, бдительно подняла голову: «За мной будете».

Напрасно приперся, тоскливо думал Ян. И что сказать: брюхо болит? Он уже хотел уйти, как дверь открылась и девушка назвала его фамилию. Ян обреченно шагнул в кабинет мимо тетки с журналом.

Он скоро вышел, едва не опрокинув ведро с водой: уборщица мыла пол. Спустился на первый этаж, увидел девушку из регистратуры.

– Что врач сказал? – улыбнулась она, надевая дубленку.

– Направление дал. – Ян прочитал непонятное слово: – Гастроскопия.

– Понятно. Кишку глотать. Это не здесь.

Она поправила шапочку, подхватила сумку.

– Не здесь? А где? – глупо спросил Ян.

– У меня рабочий день кончился, – засмеялась девушка. – Сейчас объясню. Куртку-то застегни, холодрыга на улице.

Вышли в холод и ночь, хотя был только девятый час. В жемчужно-серой дубленке и пушистой шапочке девушка была похожа на новогоднюю Снегурочку. Пока ждали троллейбус, она рассказала, что встречала Новый год в компании, что кишку глотать не страшно, только надо натощак, и сама себя прервала: «А вот и мой!» – помахала варежкой и побежала к подъехавшему троллейбусу.

Дома Ян вспомнил, что не спросил адреса больницы, и перестал было думать о глотании кишки. Желудок, однако, напомнил.

Еще раз подтвердилась банальная истина, что «путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Яну поставили диагноз «язва желудка и двенадцатиперстной кишки», советовали бросить курение и соблюдать диету и режим. С диетой ничего не вышло, ибо запретили острое, что он очень любил, а режим изменил. Он старался не пропускать самые интересные лекции, но часто после работы звонил по телефону, потом ехал в троллейбусе по привычному уже адресу.

Регистратурную девушку звали Любой.

Любка была матерью десятилетней девочки и жила в дальнем новом районе, где Ян раньше никогда не бывал. Высокая, худощавая, с ладной фигурой и веселыми серыми глазами, она непринужденно предложила в один из вечеров: «Останешься?»

Остался, как и потом оставался неоднократно, позвонив перед этим домой: «У меня машинное время». Никого это не удивляло – он и раньше задерживался в институте, да и не он один. Иногда возвращался домой среди ночи, а то Любка предупреждала, постукивая ногтем по стеклышку часов: «Собирайся давай, мать утром Танюшку приведет».

Девочка жила то с бабкой, то дома. Несколько раз Ян видел ее, но не обращал внимания, как и на соседей по лестничной клетке, а потому лица не запомнил. Девочка чуть слышно здоровалась, проскальзывала во вторую комнату и тихо закрывала дверь. Ян прощался с Любкой и тоже закрывал дверь.

Он был уверен, что так и должно быть: женщина, к которой можно прийти. Не суетливая возня в кустах или темном парадном, о которых взахлеб рассказывали ребята в части, а спокойное: «Останешься?» – и взмах женских рук, и свежая простыня послушно ложится на диван, и теплые руки обнимают его. Смущало то, о чем он спросить не решался, но Любка догадалась и успокоила со смешком: «Не бои́сь, не залечу – я таблетки принимаю».

Яну нравились ее пушистые светлые волосы и густые черные ресницы. Любка не откровенничала, что родилась шатенкой, а в блондинку превратилась за компанию с подругой. Пушистые – спасибо фену: он лысого пушистым сделает. О ресницах и говорить нечего, была бы польская тушь.

…Она в первый же вечер обратила внимание на высокого парня, растерянно топтавшегося в поликлинике. Заметила по счастливой случайности: рабочий день кончался, начальство свалило; можно было вытащить «Анжелику – маркизу ангелов» и сунуть под регистрационную ведомость. И не было никакой необходимости вести его к дежурному врачу – другому бы сказала, что сам найдет, не граф; однако ж проводила. В карточке нашла фамилию и год рождения, с сожалением узнав, что парню всего двадцать один год. Имя такое, что язык сломаешь; оказалось проще – Ян. О себе говорил мало. Живет с матерью и бабкой, там еще какой-то Яков обретается. Маманин хахаль, поняла Любка. Это хорошо – мать при деле, не будет встревать.