Джинсы мертвых торчков

Смотрю, как он пытается это осмыслить.

«Ё-мое, да эту Жасмин я точно переманю в эдинбургские „Коллеги“».

Останавливаемся у магазина, и ему на радость покупаю годные кроссы.

– Прикрытие для мамки твоей, если спросит, где мы были. Ну и награда первоклассному кобелю, – шутливо подталкиваю его локтем.

– Спасибо, дядь Саймон, – пищит обалделый колинтонский жиголо.

Когда возвращаемся на ранчо, Карлотта уже на ногах, и мы рассказываем ей, как ходили за кроссами. Но, доведенная до отчаяния, она все равно не унимается насчет Юэна. Будем надеяться, эта проблема скоро разрулится. Проверяю свой телефон. Ну конечно, пришел мейл от Сайма с электронными билетами для меня и Юэна. Эконом-класс. Захожу на сайт авиакомпании и обмениваю свой на бизнес, пользуясь счетом «Коллег». Самой собой, Карлотта квохчет и стоит над душой, пытаясь рассмотреть, чем я занимаюсь.

– У меня есть наводка, и с утра пораньше я ее проработаю, – говорю ей.

– Чё за наводка?

– Просто я веду переговоры с некоторыми людьми. Не хочу тебя, Карра, обнадеживать, но я отдаюсь этому делу без остатка.

– Нельзя ж миня держать в неведении!

Нежно глажу ее по щеке:

– Как я сказал, все или ничего, – и чешу вверх по лестнице, решив лечь пораньше.

Нормально выспавшись, встаю свежим утречком и гоню на такси в аэропорт. Да, встречаюсь там с Юэном в числе прочих, чтобы сесть на прямой рейс до Берлина. Отправляю эсэмэску Рентону:

«Когда ты говорил в Берлин собираешься?»

Почти моментальный ответ:

«Уже тут. Вечером большой сейшен в Темпельхофер-Фельд».

Ирония судьбы: когда я разыскивал Рентона, не мог нигде эту сучару найти. А сейчас звезды так сошлись, что не могу от пиздюка сдыхаться.

Вовремя вычисляю в зоне вылета Майки Форрестера в полугодной коричневой вельветовой куртке «Хуго Босс», с «маком» в кожаной сумке через плечо. С ним Спад, похожий на актера массовки из «Живых мертвецов», которого бортанули за чересчур доходяжный вид. Мёрфи красуется в фуфлыжном старом зеленом кителе и футболке «Рамоунз» с надписью «Вали из дома», сквозь которую просачивается пятно крови и чего-то еще, хоть он и хорошо забинтован. Потом замечаю Юэна, припездка этого, что стоит в сторонке от нас и с тревогой смотрит на свои часы. Пока ждем досмотра, Майки, прохавав его намек, стонет что-то за время.

– Расслабьтесь, парни, – говорю им, хотя сам что угодно, только не расслабленный; вообще-то, я без балды очкую из-за того, чё мы собираемся провернуть.

Но страх – это эмоция, которую лучше не показывать. Как только в нем признаешься, он распространяется, точно вирус. Он разрушил нашу политику: регулировщики вливали его в нас по капле десятки лет и сделали нас сговорчивыми, натравили друг на друга, а сами теперь насилуют весь мир. Дай им палец – по локоть отгрызут. Окидываю взглядом свою пеструю компашку:

– Походу, вся банда в сборе!

Майки роняет паспорт, а я поднимаю. Отдавая ему, замечаю его полное имя: Майкл Джейкоб Форрестер.

– Майкл Джей-коп Форрестер! И ты за это молчал!

– Не Джейкоп, а Джейкоб! – задиристо протестует он.

– Как скажешь, – ухмыляюсь, швыряю свою сумку на ленту и чешу на досмотр.

19

Рентон – За вертаками

Никада не работайте с мудацкими джамбо с западной части Эдинбурга. Настоянные на закваске бездарщины в духе Гамли, чересчур унылые и потому безобидные раёны, снобистские, но при этом говняные бунгало и эта темная опухоль на теле города, многоквартирки Горги-Далри, – все это ставит неизгладимое клеймо моральной ущербности. Карл исчез после своего шабаша на днюху, и его поиски обернулись кошмаром. В конце концов я выцепил его вчера в клубе «Би-эм-си», где он услужливо назвал меня «мудацким хибзом, а так нормальным» перед нанюхавшимися снежка и налакавшимися дерьмового пиваса посетителями этого злачного гадюшника, где пиздят кровную родню. Дело осложняется тем, чё снаружи на Горги-роуд у меня в лимузине Конрад с Эмили. Када мне удается запихнуть в машину Карла, у которого, помимо двух тяжеленных блядских бортовых сумок с пластинками, нифига нету, кроме шмоток на себе, от него воняет, как от помеси забитого толчка с местным пивзаводом, и голландский маэстро орет:

– От тебя плохо пахнет! Я должен сесть спереди!

Кароч, жирдяй пересаживается к водиле, оставляя меня, сука, между смердючкой Юартом и Эмили, и та постоянно лапает меня за ляжку. Карл ничё не слышит, кроме затхлого запаха химикатов, которыми забиты его измочаленные ноздри и носовые пазухи, но сквозь пьяный сонный туман замечает ее движения и гадко, развратно мине лыбится. Потом затягивает «С днем рожденья меня», что плавно переходит в «Сердца, сердца, о славные сердца», после чего вырубается.

– Ебаная ты сторона Б, – смеюсь. Водила лимузина – тоже хибз и догоняет шутку[49].

Када прибываем в Берлин, Карл, который во время полета был в невменозе, вдруг опять оживает. Выбираю иму пару футболок с магаза «Хуго Босс» в аэропорту.

– Клево, – говорит он за одну и: – Моя маманя никада б не одела миня в эту хуйню, Рентон, – насчет другой.