Джокер в пустой колоде

– Ну, после лоботомии часто возникали осложнения, приводящие к слабоумию, некоторые операции дали неудовлетворительные результаты, и, потом, согласитесь, само вмешательство в мозг человека являлся неэтичным. – При этих словах Доронин взглянул на Калошина, тот прочитал в его глазах: «Это то, о чем говорил Каретников?» – в ответ на этот немой вопрос майор незаметно кивнул. Хижин сел рядом с оперативниками на диван, вздохнув, предложил:

– Давайте сделаем маленький перерыв – я отчего-то вдруг устал.

Решили прогуляться по парку.

Время было предобеденное, и некоторые больные в серых тяжелых халатах медленно бродили между скамейками или тихонько сидели в тени высоких сосен.

Доронин и Калошин молча курили, Хижин чертил прутиком что-то на песке. Каждому из них было о чем подумать.

Глава 16.

В то же время в Энске.

Майор Дубовик задумчиво курил, сидя у стола Калошина, заваленного снимками и бумагами. Пересмотрев все еще раз, он пытался построить логическую цепочку произошедших событий. Многое в этом преступлении не вязалось с общей картиной. Если гибель молодых людей была хоть как-то объяснима, то в смерти профессора было столько загадок, что, решив одну, наталкиваешься на две неразрешенные. Когда эксперт Карнаухов принес заключение о смерти Полежаева, наконец-то стало понятно, каким образом убийце удалось увести его на озеро. Тут следует, сказать, что абсолютно прав был Доронин, когда о перемещении профессора из кабинета на берег употребил слово «унесли», потому что идти сам он в тот момент уже не мог – у него случился обширный инфаркт. «Значит, – размышлял майор, – профессор видел убийцу, и это напугало его, в самом прямом смысле, до смерти, но тогда непонятно, зачем вообще надо было его куда-то уносить? Если целью преступника была смерть Полежаева, то, в «умыкании», собственно, даже не самого профессора, а его почти бездыханного тела, смысла не было никакого. Или все-таки что-то толкнуло ЕГО на это?» – Дубовик пошуршал бумагами, вынул из кипы фотографий снимок убитой собаки: «Здесь как будто все понятно, кость была, по заключению эксперта, напичкана снотворным из группы барбитуратов. Преступник бросил ее собаке; примерно через 20-30 минут, как пишет эксперт, такие препараты начинают действовать – пес уснул, и его зарезали. Но тут возникает еще один вопрос: если, как сказал Карнаухов, снотворного было достаточно, чтобы это количество убило животное, тогда к чему такой садизм? Или целью было не только простое устранение пса, как охранника, но и явилось средством устрашения? Тогда не следовало бы спешить с убийством профессора, как, скорее всего, и случилось бы, если бы Полежаев не пошел в милицию. Кто мог об этом знать? Сосед Каретников? Но его в тот день не было дома. Хотя алиби, как сказал Моршанский, у него не безупречное. Дождемся следователя и узнаем точно. Кто еще?» – Майор встал, походил по кабинету, закурил. – «Да кто угодно, – ответил сам себе. – Круг фигурантов у нас, практически, не очерчен. И все, и никто».

В это время вернулся Воронцов. Дубовик посылал его за подшивкой «Вечерней Москвы».

– Вот, товарищ майор, принес. – Он положил на стол газеты, сшитые простым обувным шнурком.

– Ну-ка, ну-ка! – Дубовик резво поспешил за стол, сел и стал быстро перелистывать страницы. – Вот! – торжествующе произнес он. – Читаю: «Вчера в 10.30 утра в своем доме по улице… так, так, был найден труп известного хирурга Берсенева Григория Яковлевича. Так… так… Несчастный случай. Упал в межлестничный проем… Черепно-мозговая травма…» Это понятно. – Дубовик пробежал пальцем по строчкам, пропуская часть текста. – А вот это уже интересно: «… в свое время работал в институте физики и биофизики, которым руководил академик Лазарев. В последние годы много занимался научной работой… под руководством… Самостоятельно проводил операции… так, та-ак… перенимал опыт… хирургическое лечение некоторых форм психических заболеваний». Ну, вот, Костя, это уже кое-что. Надо бы установить его связь с доктором Шаргиным. Полежаев знал их обоих, судя по реакции на некрологи. Значит, можем допустить, что и Берсенев с Шаргиным знали так же друг друга. Поручим Калошину это узнать, пока он там.

В середине дня в отделении появился, приехавший из Москвы, коллега Полежаева, доктор физико-математических наук Викентий Маркович Городецкий – маленький лысый толстячок с необыкновенно красивыми умными глазами. Он, не теряя времени, занялся изучением всех бумаг, привезенных из дома профессора. Вывод его был однозначным: ничего общего с нейробиологией, хирургией, психиатрией исследования Полежаева не имеют. Появление у него соответствующей литературы можно объяснить многими причинами, в том числе, и обычным увлечением.